Но сколько ими время вы ни мерьте,

      Есть у пустынь материя другая,

      Что, с твердостью воздушность сочетая,

      Подходит мерить время в царстве смерти.

      Отсюда – принадлежность аллегорий

      С картинок, поминающих о каре:

      Тот инструмент, что старый антикварий

      Засунет в угол, где лежат в разоре

      Побитый коник, выпавшие звенья

      Цепи, тупая сабля, помутнелый

      За годы телескоп, кальян и целый

      Мир случая, и тлена, и забвенья.

      Кто не замрет при виде той мензуры

      Зловещей, что с косою сжата вместе

      Десницею Господнего возмездья

      И с Дюреровой нам грозит гравюры?

      Из конуса, который запрокинут,

      Песок сквозь горло бережно сочится,

      Пока, струясь, крупица за крупицей

      Волною золотою не застынут.

      Люблю смотреть, как струйкою сухою

      Скользит песок, чтобы, почти в полете,

      Воронкою помчать в круговороте

      С поспешностью, уже совсем людскою.

      Песчинки убегают в бесконечность,

      Одни и те же, сколько б ни стекали:

      Так за твоей отрадой и печалью

      Покоится нетронутая вечность.

      Я, по сравненью с этими часами,

      Эфемерида. Без конца и края

      Бежит песок, на миг не замирая,

      Но вместе с ним мы убываем сами.

      Все мировое время в струйке этой

      Я вижу: череду веков за гранью,

      Что в зеркалах таит воспоминанье,

      И тех, что смыла колдовская Лета.

      Огонь и дым, рассветы и закаты,

      Рим, Карфаген, могила на могиле,

      И Симон Маг, и те семь футов пыли,

      Что сакс норвежцу обещал когда-то, —

      Все промелькнет и струйкой неустанной

      Бесчисленных песчинок поглотится,

      И – времени случайная частица —

      Как время, зыбкий, я за ними кану.