Яську дед бил-бил – не разбил,

      Баба била-била – не разбила,

      Папка бил-бил – не разбил,

      Словно Яська золотое яичко в себе хранила.

      А мамка не била, мамочка гладила по голове,

      Мама говорила, что будет всё хорошо.

      Яська была золотое яичко, спрятанное в траве:

      Кто-то увидел и бьёт, а кто-то мимо прошёл.

      А когда хоронили маму, земля о крышку гроба стучала,

      Яська нисколько не плакала, а только молчала,

      А потом убежала всё начинать сначала.

      Катится по миру Яська, золотое яичко,

      Хиппушка да гитаристка, птиченька-невеличка,

      Феньками звенит да поёт,

      И никто её больше не бьёт.

      А как замуж пошла, так плясали три дня,

      Кто же Яську-птичку не хочет обнять?

      А говорила мама, что будет ей кто-нибудь рад!

      А говорила, что такое сокровище разглядят,

      И возьмут на ручки, и отстранят от дел.

      И он разглядел.

      Бил он Яську, бил, – не разбил.

      Бил он Яську, бил, – не разбил.

      Яська, золотое яичко, лежит на пороге.

      «Нет у меня сил, мама, для новой дороги,

      Нет у меня сил, и нечего дать ему,

      Любимому моему, суженому,

      Чтобы было радостно, как вначале,

      Чтобы не били и не кричали,

      Почему меня нужно бить, я же добрая, мама, я ласковая,

      Почему я вообще такая идиотская сказка?».

      А он приходит и бьёт Яську, бьёт, да не разобьёт.

      Бьёт ее, бьёт, да не разобьёт.

      Он её убивает, а она живая.

      Приходил участковый Пал Михалыч, вздыхал.

      Яська чаем его поила.

      Приходила соседка баб Люба, ругалась, чего, мол,

      живёшь с постылым.

      Яська так говорила:

      «Баба Люба, да какой же он мне постылый, он же мне

      начало, и конец, и мерило,

      Вот я с ним поругалась, а вот помирилась,

      Вот такую мне Боженька дал и ношу, и милость,

      Чтобы я, Яська, золотое яичко, раскрылась,

      И стала сокровище самое лучшее в мире».

      И уходила баб Люба в свою квартиру,

      И вздыхала, и качала она головою.

      А Яська дверь за ней закроет, да воет, воет.

      А из золотых яичек сокровища не получаются.

      А выходит только обычная яичница,

      И лежит Яська, словно яичко всмятку,

      Только разметались волосы золотые

      По красному полу, кровавому беспорядку,

      Словно скорлупка осталась, а Яськи тут нет впервые.

      И когда его уводили, он всё озирался,

      Глазом дёргал, ломал испачканные пальцы,

      Где же Яська-птичка, Яська-сокровище,

      Ведь не может быть, чтобы это всё кровь вообще,

      Ведь не может