рождество наступает (хорошего вечера), всходит первая

      звезда, раздаётся звон,

      рождественская звезда – это дороги, расходящиеся

      на семь сторон,

      вот стоишь на перекрестке (ты меня слышишь?),

      распахнут и оголён,

      в жёлтых окнах квартир (слышишь ты, я тебя люблю)

      женщины расставляют по столам компот, и кутью,

      и двенадцать блюд.

      Мы сегодня все помирились, и любим друг друга, это

      такой закон,

      и в ушах, в голове, в небесах нарастает звон,

      (смерти нет, послушай меня) закуриваешь, и руки дрожат

      твои,

      спичка падает на асфальт, и кружатся снежинки, и

      (говорю тебе – смерти нет,

      нет, нет,

      есть только чудо и рождество),

      и дороги на семь сторон, и вокруг совсем никого,

      и восходит звезда над твоей головой,

      и из окон льётся бесконечный свет,

      ничего плохого нынче на свете нет.

      (будет лето, и теплая трасса, и ковыли,

      и травинка в зубах, и рисунки веточкой на пыли)

      ты стоишь на своём перекрёстке, и мгновения замерли,

      за —

      мер —

      ли.

      Как страшно одиноко в декабре

      Брести домой с пакетом от метро.

      Никто не встретит, вымерзло нутро,

      Придёшь и включишь телевизор; бред

      Рекламный – это всё же голоса,

      Пусть говорят. Такая полоса.

      Включи какой-то глупый сериал,

      Ведь важно, чтобы кто-то говорил.

      Как будто кто-то в гости приходил,

      Потом ушёл, игрушки не убрал,

      И собирай по комнате теперь,

      Закрыв за кем-то на цепочку дверь.

      Но окна загораются в ночи,

      Одно, другое – всё не для тебя,

      Но в чёрной темнотище декабря

      Ты тоже лампу у окна включи.

      Пускай, как путеводная звезда

      Горит она всегда, всегда, всегда.

      И кто-то пусть идёт через дворы,

      Несёт пакет, где хлеб и мишура,

      И не споткнётся в темноте; стары

      Глаза у окон, видных во дворах.

      И кто-то думает: за окнами живут,

      Там Новый год, и семьи, и уют.

      Возьми меня на рученьки, Наташа,

      среди декабрьской смертныя любви,

      где бледный снег лежит, как простокваша,

      удочери меня, усынови,

      я неовеществлённа и беспола

      в своём пальто худом и долгополом,

      в автобусе, где кашель, толкотня.

      Возьми, возьми на рученьки меня.

      Мы так котов берём к себе на руки,

      детей так осторожно мы берём,

      чтоб не боялись темноты и буки,

      ночник включаем; светлый окоём

      хранит от пустоты своей любовью,

      и заяц плюшевый ложится