Зеркало над казино —

      как наблюдающий разум,

      купольное Оно.

      Ход в Зазеркалье ведёт,

      называемый «кошкиным лазом», —

      «Людям воспрещено!»

      По Зазеркалью иду (Пыль. Сторожа с автоматами) —

      как по прозрачному льду… Снизу играет толпа.

      Вижу затылки людей, словно булыжники матовые.

      Сверху лица не видать – разве кто навзничь упал.

      По Зазеркалью ведёт Вергилий второй эмиграции.

      Вижу родных под собой, сестру при настольном огне.

      Вижу себя под собой, на повышенье играющего.

      Сколько им ни кричу – лиц не подымут ко мне.

      Вижу другую толпу, – уже не под автоматами, —

      мартовский взор опустив, вижу другое крыльцо,

      где над понурой толпой ясно лежала Ахматова,

      небу открывши лицо.

      О, подымите лицо, только при жизни, раз в век хоть,

      небу откройте лицо для голубого НЕЗЛА!

      Это я знаю одно. И позабудьте Лас-Вегас.

      Нам в Зазеркалье нельзя.

      Душа – это сквозняк пространства

      меж мёртвой и живой отчизн.

      Не думай, что бывает жизнь напрасной.

      Как будто есть удавшаяся жизнь.

      Почему два великих поэта,

      проповедники вечной любви,

      не мигают, как два пистолета?

      Рифмы дружат, а люди – увы…

      Почему два великих народа

      холодеют на грани войны,

      под непрочным шатром кислорода?

      Люди дружат, а страны – увы…

      Две страны, две ладони тяжёлые,

      предназначенные любви,

      охватившие в ужасе голову

      чёрт-те что натворившей Земли!

      Я не стремлюсь лидировать,

      где тараканьи бега.

      Пытаюсь реабилитировать

      вокруг понятье греха.

      Душевное отупение

      отъевшихся кукарек —

      это не преступление —

      великий грех.

      Когда осквернён колодец

      или Феофан Грек,

      это не уголовный,

      а смертный грех.

      Когда в твоей женщине пленной

      зарезан будущий смех —

      это не преступленье,

      а смертный грех…

      Но было б для Прометея

      великим грехом – не красть.

      И было б грехом смертельным

      для Аннушки Керн – не пасть.

      Ах, как она совершила

      его на глазах у всех —

      Россию завороживший

      бессмертный грех!

      А гениальный грешник

      пред будущим грешен был

      не тем, что любил черешни,

      был грешен, что – не убил.

      Опять надстройка рождает базис.

      Лифтёр бормочет во сне Гельвеция.

      Интеллигенция обуржуазилась.

      Родилась люмпен-интеллигенция.

      Есть в русском «люмпен» от слова «любит».

      Как выбивались