Приближается век мой к закату —

      ваш, мои отрицатели, век.

      На стол карты!

      У вас века другого нет.

      Пока думали очевидцы:

      принимать его или как? —

      век мой, в сущности, осуществился

      и стоит, как кирпич, в веках.

      Называйте его уродливым.

      Шлите жалобы на Творца.

      На дворе двадцатые годы —

      не с начала, так от конца.

      Историческая симметрия.

      Свет рассветный – закатный снег.

      Человечья доля смиренная —

      быть как век.

      Помню, вышел сквозь лёт утиный

      инженера русского сын

      из Ворот Золотых Владимира.

      Посмотрите, что стало с ним.

      Бейте века во мне пороки,

      как за горести бытия

      дикари дубасили Бога.

      Специален Бог для битья.

      Века Пушкина и Пуччини

      мой не старше и не новей.

      Согласитесь, при Кампучии —

      мучительней соловей.

      В схватке века с активной теменью

      каков век, таков и поэт.

      Любимые современники,

      у вас века другого нет…

      …Изучать будут век мой в школах,

      пока будет земля землёй,

      я не знаю, конечно, сколько,

      но одно понимаю – мой.

      Я друга жду. Ворота отворил,

      зажёг фонарь под скосами перил.

      Я друга жду. Глухие времена.

      Жизнь ожиданием озарена.

      Он жмёт по окружной как на пожар,

      как я в его невзгоды приезжал.

      Приедет. Над сараями сосна

      заранее освещена.

      Бежит, фосфоресцируя, кобель.

      Ты друг? Но у тебя – своих скорбей…

      Чужие фары сгрудят темноту —

      я друга жду.

      Сказал – приедет после девяти.

      По всей округе смотрят детектив.

      Зайдёт вражда. Я выгоню вражду —

      я друга жду.

      Проходят годы – Германа всё нет.

      Из всей природы вырубают свет.

      Увидимся в раю или аду.

      Я друга жду, всю жизнь я друга жду!

      Сказал – приедет после девяти.

      Судьба,