На спинку божия коровка

      легла с коричневым брюшком,

      как чашка красная в горошек,

      налита стынущим чайком.

      Предсмертно или понарошке?

      Но к небу, точно пар от чая,

      душа её бежит отчаянно.

      Не называйте его бардом.

      Он был поэтом по природе.

      Меньшого потеряли брата —

      всенародного Володю.

      Остались улицы Высоцкого,

      осталось племя в «levi straus»,

      от Чёрного и до Охотского

      страна неспетая осталась.

      Вокруг тебя за свежим дёрном

      растёт толпа вечноживая.

      Ты так хотел, чтоб не актёром —

      чтобы поэтом называли.

      Правее входа на Ваганьково

      могила вырыта вакантная.

      Покрыла Гамлета таганского

      землёй есенинской лопата.

      Дождь тушит свечи восковые…

      Всё, что осталось от Высоцкого,

      магнитофонной расфасовкою

      уносят, как бинты живые.

      Ты жил, играл и пел с усмешкою,

      любовь российская и рана.

      Ты в чёрной рамке не уместишься.

      Тесны тебе людские рамки.

      С какою страшной перегрузкой

      ты пел Хлопушу и Шекспира —

      ты говорил о нашем, русском,

      так, что щемило и щепило!

      Писцы останутся писцами

      в бумагах тленных и мелованных.

      Певцы останутся певцами

      в народном вздохе миллионном…

      Я вижу тебя в полдень

      меж яблоков печёных,

      а утром пробегу —

      монахинею моря в мохнатом капюшоне

      стоишь на берегу.

      Ты страстно, как молитвы,

      читаешь километры.

      Твой треугольный кроль

      бескрайнюю разлуку молотит, как котлеты,

      но не смиряет кровь.

      Напрасно удлиняешь

      голодные дистанции.

      Желание растёт.

      Как море ни имеешь – его всё недостаточно.

      О, спорт! ты – чёрт…

      Когда швыряет буря ящики

      с шампанским серебряноголовые

      – как кулачок под дых,

      голая монахиня бесшабашная,

      бросаешься под них!

      Бледнея под загаром,

      ты выйдешь из каскадов.

      Потом кому-то скажешь,

      вернувшись в города:

      «Кого любила?… Море…»

      И всё ему расскажешь.

      За время поцелуя

      отрастает борода.

      Я подбираю палую вишню,

      падшую Аннабел Ли.

      Как