Наш самолет вознёсся наконец.

      Иллюминатор, словно леденец,

      расплавился в малиновых лучах,

      аэродром качнулся и зачах

      и закружился сорванным листом

      внизу в потоке воздуха густом.

      И мы, с изнанки облака прошив,

      глядим, как ослепительно фальшив

      знакомый мир с обратной стороны.

      В небесной кухне стряпаются сны

      из сумрачного теста облаков.

      Они преобразуются легко

      в любой предпочитаемый фантом.

      Их будто выдувает пухлым ртом

      младенец, запеленатый внутри

      зари и мглы. Сверкают пузыри

      и тают в соответствии с игрой.

      И облака меняют свой покрой.

      И лепит за стеклом летучий дым

      то бабочку, то льва с лицом седым,

      то памятник неведомо кому,

      чьи стопы запечатаны во тьму.

      Но почему, фантазию дразня,

      по небесам проложена лыжня?

      Не лайнер, пролетающий внизу,

      похожий на железную слезу

      на атмосфере делает надрез,

      а человек, что некогда исчез

      из жизни, с нею больше не знаком,

      за горизонт шагает с рюкзаком.

      И снег под ним непрочен и красив…

      Вдруг, воздух лыжной палкою пронзив,

      он вздрогнет, словно подмигнув спиной…

      Что он узрел за рваной пеленой?

      …Что хочет разглядеть он в мутном иле

      внезапно приоткрывшейся реки?

      Внизу под ним снуют автомобили —

      в чешуйках металлических мальки.

      Деревья там, как водоросли, вьются,

      как ракушки сверкают скаты крыш.

      Там водоемов треснувшие блюдца,

      фабричных труб заржавленный камыш.

      Для тех, кто в нижних плещется озёрах

      и загорает меж прибрежных трав,

      исчезнувшее имя – только шорох.

      Порой, случайно голову задрав,

      они заметят в облаках рисунок —

      бесформенная куртка, капюшон.

      Небесный лыжник понаделал лунок

      и сверху наблюдает, отрешён.

      Он понимает – мир многоэтажен.

      Осталось ждать на третьем этаже,

      когда навстречу вынырнут из скважин

      Те, кто внизу о нём забыл уже.

      Природу, выходящую из комы,

      тревожат проявления весны.

      Просторны небеса, но незнакомы.

      Сосуды рек становятся тесны,

      взрываясь под напором новой крови.

      И морщат травы пепельные брови.

      Где снежный холм отсвечивал плешиной

      в родимых пятнах бурого песка,

      горошек