DUализмус. Трава тысячелистника. Ярослав Полуэктов
Читать онлайн книгу.
Груньке, возник чисто познавательный контакт, – как к милому животному за решёткой, – перешедший на уровень временного доверия.
Ведь Кирьян Егорович всё-таки был похож на человека, а не на обезьяну.
Но, на глупого человека, а не на умную обезьяну.
– Бе—е—е! – проблеял Кирьян Егорович в романическом порыве (точно, не обезьяна), и породил Груньке «козу» из двух пальцев.
– Бе! – автоматически скромно ответила Грунька, также автоматически прописавшись в стаде.
А, услышав произвольно вырвавшееся блеянье, насторожилась: «Что же будет дальше?». – Ведь она не ягнёнок, а маленький человек, хоть и несмышлёныш.
♫♫♫
Несколько коротких шажков в прошлое. Будто по расчерченному мелом асфальту: прыг, скок, прыг, скок.
– Это дядя Кирьян, – неосторожно сказала мама Олеся при первой тройственной встрече. Что-то надо было изречь для Груньки.
Кирьян Егорович – не пустое место, и не гранитный памятник, и не член зоопарка, как показалось Груньке поначалу.
– Да да. Кы гян. – Медленно, певуче и в сторону повторила Грунька новые слова. – Имя это что ли? Или название этого волосатого чуда?
При этом она крутилась вокруг своей оси и для дополнительной безопасности держалась за мамкин палец.
Взрослые смеялись. А для чего ещё эти цветы жизни, как не для смеха над ними, а также для прочих маленьких радостей?
– Дада Кигян, – я теперь тебя так буду называть, – сказала Олеся сквозь слёзы. – У тебя есть платок?
– Называй как хочешь, – сказал добрый дядька. – А платок у меня, хоть запросись, дома.
В одноминутье: из типичного, полубомжеватого вида настоящего русского волосатика, тогда ещё не писателя даже, он превратился во франко—армянского гражданина, прописавшегося с какого-то ляда в центре Сибири. Но! Дядя был без золотой трости. Следовательно, был небогат и без излишней заносчивости.
А также и без лишней стеснительности, так свойственной интеллигенции прошлого.
– Да! Да! Ки! Гян! – познав успех, дерзко и отрывисто возвопила Грунька снова. При этом вызывающе глядя Кирьяну в глаза. Оцени, мол, если ты всё-таки человек. Похвали, если ты бородатый, хоть и оживший памятник Дарвину!
– Кигян. Ки! Гян! – снова и снова кричала Грунька.
– Ух, ты, ловко. Побуду тогда немного Кигяном. Ради Груньки.
Кирьян Егорович влюбился в Груньку даже больше и ещё стремительней, чем в её маму месяц назад, и потому пошёл на временные уступки.
Но, решился он на смену имени не сразу.
– Разницы, в принципе, никакой… звучит, в принципе, похоже. Разве что немного по по-еревански». Бог с ним, – так думал Кирьян Егорович, – ребёнок же. Через пять минут всё забудет.
Но Кирьян Егорович сильно ошибался. Он вообще не дружил со временем.
– Дада Кигян, дада Кигян, – запела Грунька тогда, когда дядя Кирьян уже совсем успокоился.
Это гораздо больше, чем «приблизительно пять минут».
Грунька