Запечных потемок чурается день,

      Они сторожат наговорный кистень, —

      Зарыл его прадед-повольник в углу,

      Приставя дозором монашенку-мглу.

      И теплится сказка. Избе лет за двести,

      А все не дождется от витязя вести.

      Монашка прядет паутины кудель,

      Смежает зеницы небесная бель.

      Изба засыпает. С узорной божницы

      Взирают Микола и сестры Седмицы,

      На матице ожила карлиц гурьба,

      Топтыгин с козой – избяная резьба.

      Глядь, в горенке стол самобранкой накрыт

      На лавке разбойника дочка сидит,

      На ней пятишовка, из гривен блесня,

      Сама же понурей осеннего дня.

      Ткачиха-метель напевает в окно:

      «На саван повольнику ткися, рядно,

      Лежит он в логу, окровавлен чекмень,

      Не выведал ворог про чудо-кистень!»

      Колотится сердце… Лесная изба

      Глядится в столетья, темна, как судьба,

      И пестун былин, разоспавшийся дед,

      Спросонок бормочет про тутошний свет.

      Зима изгрызла бок у стога,

      Вспорола скирды, но вдомек

      Буренке пегая дорога

      И грай нахохленных сорок.

      Сороки хохлятся – к капели,

      Дорога пега – быть теплу.

      Как лещ наживку, ловят ели

      Луча янтарную иглу.

      И луч бежит в переполохе,

      Ныряет в хвои, в зыбь ветвей…

      По вечерам коровьи вздохи

      Снотворней бабкиных речей:

      «К весне пошло, на речке глыбко,

      Буренка чует водополь…»

      Изба дремлива, словно зыбка,

      Где смолкли горести и боль.

      Лишь в поставце, как скряга злато,

      Теленье числя и удой,

      Подойник с кринкою щербатой

      Тревожат сумрак избяной.

      Зурна на зырянской свадьбе,

      В братине знойный чихирь,

      У медведя в хвойной усадьбе

      Гомонит кукуший псалтирь:

      «Борони, Иван волосатый,

      Берестяный семиглаз…»

      Туркестан караваном ваты

      Посетил глухой Арзамас.

      У кобылы первенец – зебу,

      На задворках – пальмовый гул.

      И от гумен к новому хлебу

      Ветерок шафранный пахнул.

      Замесит Орина ковригу —

      Квашня семнадцатый год…

      По малину колдунью-книгу

      Залучил корявый Федот.

      Быть приплоду нутром в Микулу,

      Речью в струны, лицом в зарю…

      Всеплеменному внемля гулу,

      Я поддонный напев творю.

      И ветвятся стихи-кораллы,

      Неявленные острова,

      Где грядущие Калевалы

      Буревые пожнут слова.

      Где совьют родимые гнезда

      Фламинго и журавли…

      Как