Восьмого марта он пошёл в ларёк.

      Наверно, за цветами? За цветами.

      Он семенил окольными местами

      и думал, как всегда, про рагнарёк.

      Он был захвачен гибелью богов,

      её отображение в культуре

      он представлял в цветной миниатюре,

      как это делал, может быть, Ле Гофф.

      Толпа богов сгорает в корабле,

      а им на смену, в пене или в тине,

      из моря поднимаются богини

      и вот уже шагают по земле.

      Подчас у них знакомое лицо:

      хозяйка бань, начальница детсада,

      из фитнес-центра юная наяда,

      соседка, что служила в ФСО.

      С богинями считай что повезло,

      есть общие приятели и темы.

      А что берём? Конечно, хризантемы —

      они зовутся нежно и светло.

      Идя обратно с факелом в руке,

      он должен оступиться, оглядеться,

      и тут должно остановиться сердце

      и рухнуть вниз в негаданной тоске.

      Но ничего такого на версту,

      одни богини привыкают к суше.

      Его шаги становятся всё глуше,

      и он с цветами входит в пустоту.

      Краны. Чайки. Мыс в тумане.

      Волны бьются о бетон.

      Мельтешит на первом плане

      чуждый чарам чёрный чёлн.

      Правит им лихая муза,

      он парит над бездной вод.

      Капитану сухогруза

      швартоваться не даёт.

      Уходи к такой-то мати,

      чё ты делаешь тут, чё?

      Чёлн всего, что есть некстати,

      чуждый чарам чёрный чёлн.

      Это козни иноземцев,

      тут шпионы завелись.

      Это чёлн, наверно, немцев

      или, может быть, «Гринпис»?

      Чёрен, как чувак из Чада

      после чашки чифиря.

      Ни бабла ему не надо,

      ни приёма у царя.

      Он шатается без цели,

      без какого-то рожна.

      Вообще, на самом деле,

      в бухте нету ни челна.

      Просто