Эти бедные селенья,

      тут и там уже коттеджи,

      на холме особняки.

      Русский люд живёт в надежде:

      заготовили соленья,

      точат быстрые коньки.

      Провели коммуникации,

      сверху вешают тарелки

      и болеют за «Реал».

      На участках дерева,

      словно белые акации,

      в снежной светятся побелке.

      «Русь, твоей рябиной ранен,

      в скромной тоге землемера

      я насквозь тебя пройду», —

      восклицает Назарянин.

      Во дворах стоят «паджеро»

      и «копейки» на ходу.

      Таких забавных малюток

      не видел я даже в кино.

      «Доброго времени суток», —

      я говорю им в окно.

      У них шоколадные лапки,

      хвостик у них запятой.

      У них на панцире крапки,

      и гребень украшен звездой.

      Они полетали и сели.

      Они не из нашей страны,

      но есть одно доброе время,

      когда эти крошки видны.

      Между собакой и волком,

      между работой и сном.

      Между колодцем-колоколом

      и языком-колуном.

      Доброе время суток

      для всех, кто лелеет мечту.

      Для нищих и проституток

      в лиловом и синем порту.

      Доброе время суток

      для тех, кто встаёт чуть свет

      и ест свой яичный сгусток,

      и в соус макает багет.

      Доброе время буден —

      такое мгновение, бро,

      когда старый голландский гульден

      становится на ребро.

      Когда у соседей на полке

      взрываются часы

      и в небо летят осколки

      невиданной красы.

      И в глазах эти вечные мушки

      вырастают в парусный флот.

      И бьют корабельные пушки,

      и колокол тоже бьёт.

      Когда-то мы были детьми,

      играли в салки, в буру.

      Нас печатали разные СМИ.

      Мы писали для них муру.

      Теперь живём день за днём

      на краю глухого села.

      – Это кто пришёл, почтальон?

      – Нет, это зрелость пришла.

      Она взламывает тела

      и уносит вверх семена.

      Перед самым концом тепла

      вертит крылышки-имена

      тех, кто был тороплив и юн,

      бил в табло, получал сдачи.

      Кто в газете «Чикаго трибьюн»

      освещал футбольные матчи.

      Книга жизни как роман:

      Тимофей родил Ивана,

      Исаака – Авраам,

      но никто – Грауэрмана.

      Сам