Над тростником медлительного Нила,

      Где носятся лишь бабочки да птицы,

      Скрывается забытая могила

      Преступной, но пленительной царицы.

      Ночная мгла несет свои обманы,

      Встает луна, как грешная сирена,

      Бегут белесоватые туманы,

      И из пещеры крадется гиена.

      Ее стенанья яростны и грубы,

      Ее глаза зловещи и унылы,

      И страшны угрожающие зубы

      На розоватом мраморе могилы.

      «Смотри, луна, влюбленная в безумных,

      Смотрите, звезды, стройные виденья,

      И темный Нил, владыка вод бесшумных,

      И бабочки, и птицы, и растенья.

      Смотрите все, как шерсть моя дыбится,

      Как блещут взоры злыми огоньками,

      Не правда ль, я такая же царица,

      Как та, что спит под этими камнями?

      В ней билось сердце, полное изменой,

      Носили смерть изогнутые брови,

      Она была такою же гиеной,

      Она, как я, любила запах крови».

      По деревням собаки воют в страхе,

      В домах рыдают маленькие дети,

      И хмурые хватаются феллахи

      За длинные, безжалостные плети.

      «Что ты видишь во взоре моем,

      В этом бледно-мерцающем взоре?»

      «Я в нем вижу глубокое море

      С потонувшим большим кораблем.

      Тот корабль… величавей, смелее

      Не видали над бездной морской.

      Колыхались высокие реи,

      Трепетала вода за кормой.

      И летучие странные рыбы

      Покидали подводный предел

      И бросали на воздух изгибы

      Изумрудно блистающих тел.

      Ты стояла на дальнем утесе,

      Ты смотрела, звала и ждала,

      Ты в последнем веселом матросе

      Огневое стремленье зажгла.

      И никто никогда не узнает

      О безумной, предсмертной борьбе

      И о том, где теперь отдыхает

      Тот корабль, что стремился к тебе.

      И зачем эти тонкие руки

      Жемчугами прорезали тьму,

      Точно ласточки с песней разлуки,

      Точно сны, улетая к нему.

      Только тот, кто с тобою, царица,

      Только тот вспоминает о нем,

      И его