Художник нам изобразил

      Глубокий обморок сирени

      И красок звучные ступени

      На холст, как струпья, положил.

      Он понял масла густоту;

      Его запекшееся лето

      Лиловым мозгом разогрето,

      Расширенное в духоту.

      А тень-то, тень – всё лилове́й!

      Свисток иль хлыст как спичка тухнет.

      Ты скажешь: повара на кухне

      Готовят жирных голубей.

      Угадывается качель,

      Недомалеваны вуали,

      И в этом сумрачном развале

      Уже хозяйничает шмель.

      Там, где купальни-бумагопрядильни

      И широчайшие зеленые сады,

      На Москве-реке есть светоговорильня

      С гребешками отдыха, культуры и воды.

      Эта слабогрудая речная волокита,

      Скучные-нескучные, как халва, холмы,

      Эти судоходные марки и открытки,

      На которых носимся и несемся мы,

      У реки Оки вывернуто веко,

      Оттого-то и на Москве ветерок.

      У сестрицы Клязьмы загнулась ресница,

      Оттого на Яузе утка плывет.

      На Москве-реке почтовым пахнет клеем,

      Там играют Шуберта в раструбы рупоров,

      Вода на булавках, и воздух нежнее

      Лягушиной кожи воздушных шаров.

      Словно гуляка с волшебною тростью,

      Батюшков нежный со мною живет.

      Он тополями шагает в замостье,

      Нюхает розу и Дафну поет.

      Ни на минуту не веря в разлуку,

      Кажется, я поклонился ему:

      В светлой перчатке холодную руку

      Я с лихорадочной завистью жму.

      Он усмехнулся. Я молвил: спасибо.

      И не нашел от смущения слов:

      Ни у кого – этих звуков изгибы…

      И никогда – этот говор валов…

      Наше мученье и наше богатство,

      Косноязычный, с собой он принес

      Шум стихотворства и колокол братства

      И гармонический проливень слез.

      И отвечал мне оплакавший Тасса:

      Я к величаньям еще не привык;

      Только стихов виноградное мясо

      Мне освежило случайно язык…

      Что ж! Поднимай удивленные брови,

      Ты, горожанин и друг горожан,

      Вечные сны, как образчики крови,

      Переливай из стакана в стакан…

      Сядь, Державин, развалися,

      Ты у нас хитрее лиса,

      И татарского кумыса

      Твой початок не прокис.

      Дай Языкову бутылку

      И подвинь ему бокал.

      Я люблю его ухмылку,

      Хмеля бьющуюся жилку

      И стихов