– Ну, назови какую-нибудь букву, брателло. На эту букву – како-нибудь слово. И на эту букву поговорим! Я знаю всё. Ну, всё-всё почти. Я – титан, я словарь.

      Бим любит повторять этот тест после каждой восьмой забитой им пивной лунки.

      Пень для Бима это ещё одна из предстариковских забав, он обожаем почти как ребёнок. Но ребёнок взрослый и повеса каких поискать, который очень даже не прочь разделить или хотя бы подглядеть увлечения своего папочки.

      Когда Бим трахается на Пне, он извиняется перед ним:

      – Ну прости, мил дружок, ты же видишь, что по-другому не получается. Закрой глазки, съёжься.

      И это второе любимое слово на букву «П». Первое его любимое слово на «П» пусть угадает читатель, потому что редактор обяжет Чена это по сути прекрасное слово всуе не употреблять.

      Пень живее всех живых.

      Он друг и товарищ Бима.

      Бим никогда не бросит Пень в беде.

      Бим в родительном падеже предыдущего предложения сказал бы лучше так: «Пня не брошу». Или так: «Я скоро своего Пня до Парижу прогуляю». И это станет чистой правдой, так как эта идея посетила Бима накануне отъезда. И так втемяшилась ему в голову, что его товарищи не смогли возражать, а просто обхохотались в усмерть.

      Более того, они решили, что это очень остроумно и будет служить им пропуском в дороге.

      Таким образом, вместо матрасов и одеял в Париж к Эйфелю поехал господин-товарищ Пень.

      Средмаш и евробублик

      «Душа это не только абстрактное изделие, но и пять граммов великолепного, розового, дымчатого мяса…»

      – Кирюха, смотри, зонтики! – крикнул Бим. – Есть смысл посидеть.

      – Почему бы нет, – философски ответил Кирьян Егорыч.

      О, майн гот, кажется там опять пиво!

      И друзья забыли блошинку напрочь.

      Они нырнули в сводчатую арку с прелестными, обглоданными нервюрами «а ля рёбрышки Нотр-Дам де Пари, свиные, германский вариант». И попали во внутренний двор Новой немецкой Ратуши.

      Это мир особый. Вроде прелестной тюрьмы, камеры ли со стенами до неба (небо вместо потолка) и открытыми вратами – иди не хочу, хочешь войти – входи, посиди, испытай себя на раздвояемость души. Посиди в музейчике, на открытом воздушке, вспомни о прошлом Германии. Реформация, инквизиция, индульгенция.

      С какой стороны тут показался миру Мюних?

      Внутри орут и пищат киндеры. Впору повылазить из щелей всем инквизиторам и показать этим шаловникам настоящую кузькину мать, а не выставку этих расфуфыренных сисячниц с обвесками. Пока ничего не показывается. Молчат средневековые изуверы, молчат