Грешник! Бог тебя накажет».

      – «Что ты, дурочка? Мой сын

      Мной не прижит был, а нажит –

      Не от эдаких причин».

      Призадумалась в кручине

      Женка Яна, а супруг

      Продолжал ей речь о сыне,

      Разумея свой сундук:

      «Мой сынок в пыли валялся,

      Был в оковах, мерз зимой,

      Часом звонко отзывался,

      Желтоглазый был такой;

      Не гульбу имел в предмете,

      На подъем нелегок был, –

      И уж нет его на свете:

      Я его похоронил».

      Тут порыв невольный взгляда

      При улыбке старика

      Обратился в угол сада

      На могилу сундука.

      «Что туда ты смотришь зорко? –

      Подхватила вдруг жена. –

      Там – в углу как будто горка, –

      Не могилка ль там видна?

      Не сынок ли твой положен

      Там, куда ты так взглянул?»

      Ян замялся – и, встревожен,

      Помолчав, рукой махнул:

      «Всё земля возьмет. И сами

      Мы с нее в нее пойдем.

      После все пойдут за нами:

      Те все порознь, мы – вдвоем.

      Завтра кончим!» Но настало

      Божье утро, Ян глядит:

      Женки словно не бывало,

      Угол сада весь разрыт.

      Что-то хуже смерти хлада

      Он почуял и дрожит.

      Вдруг пропали оба клада.

      На столе письмо лежит.

      Ужас кровь ему морозит…

      То рука жены его:

      «Твой сосед меня увозит

      С прахом сына твоего».