И лишь только отвоюет –

      Свежим лавром осенен,

      Чинно князю рапортует

      Ромодановскому он.

      И, вступая постепенно

      В чин за чином, говорил:

      «Князь-де милостив отменно,

      Право, я не заслужил».

      В это время Русь родная,

      Средь неведения тьмы,

      Чернокнижье проклиная,

      Книг боялась, как чумы,

      Не давалась просвещенью,

      Проживала как пришлось

      И с славянской доброй ленью

      Всё спускала на авось, –

      И смотрела из пеленок,

      Отметаема людьми,

      Как подкинутый ребенок

      У Европы за дверьми.

      «Как бы к ней толкнуться в двери

      И сказать ей не шутя,

      Что и мы, дескать, не звери, –

      Русь – законное дитя!

      Как бы в мудрость иноземнее

      Нам проникнуть? – думал он. –

      Дай поучимся у немцев!

      Только первый шаг мудрен».

      Сердце бойко застучало –

      Встал он, время не губя:

      «На Руси всему начало –

      Царь, – начну же я с себя!»

      И с ремесленной науки

      Начал он, и, в деле скор,

      Крепко в царственные руки

      Взял он плотничий топор.

      С бодрым духом в бодром тела

      Славно плотничает царь;

      Там успел в столярном деле,

      Там – глядишь – уж и токарь.

      К мужику придет: «Бог помочь!»

      Тот трудится, лоб в поту.

      «Что ты делаешь, Пахомыч?»

      – «Лапти, батюшка, плету,

      Только дело плоховато, –

      Ковыряю как могу,

      Через пятое в десято».

      – «Дай-ка, я те помогу!»

      Сел. Продернет, стянет дырку, –

      Знает, где и как продеть,

      И плетет в частоковырку,

      Так, что любо поглядеть.

      В поле к праздному владельцу

      Выйдет он, найдет досуг,

      И исправит земледельцу.

      Борону его и плуг.

      А на труд свой с недоверьем

      Сам всё смотрит. «Нет, пора

      Перестать быть подмастерьем!