И всех увлек и речью, и страданьем!

      А я?

      Несчастный, вялый негодяй, бездельник,

      Я изнываю, неспособный к делу!

      Нет сил, чтобы возвысить смело голос

      За короля, лишенного так гнусно

      Венца и жизни! О, ведь я не трус?

      Кто оскорбить меня решится? Череп

      Мне раскроит? Клок бороды мне вырвет

      И им в лицо швырнет? Кто дернет за нос?

      Кто оборвет мне речь словами: ложь!

      Кто? О, проклятье!

      Да нет, я все, все снес бы, –  я, как голубь,

      Незлобив сердцем! Я обиды горечь

      Не чувствую… Во мне нет вовсе желчи, –

      Не то давно бы вороны клевали

      Труп этого мерзавца. Кровожадный

      Злодей, развратный, вероломный, гнусный!

      О, мщение!..

      Однако что же я? Осел! Герой!

      Мой дорогой отец убит, –  и небо

      И ад меня зовут всечасно к мести,

      А я, как девка, облегчаю груз

      Души словами, руганью, –  как баба,

      Как судомойка!

      Фу, стыдно! К делу, мозг мой!.. Слышал я,

      Что иногда преступники в театре

      Охвачены настолько были пьесой,

      Что тут же сознавались в преступленьях

      Своих. Убийство немо, –  но порою

      Оно чудесным органом вещает.

      Я прикажу сыграть пред дядей сцену,

      Подобную убийству моего

      Отца, –  а сам вопьюсь в него глазами,

      Проникну в глубь души его, и если

      Смутится он, –  я знаю, что мне делать!

      Быть может, призрак, что являлся мне,

      Был дьявол: обольстительные формы

      Он часто принимает; видя слабость

      Мою, он хочет гибели моей.

      Но скоро я добьюсь улик вернее!

      Театр ловушкой будет, западней:

      Она поймает совесть короля.

      Уходит.

      Комната в замке.

      Входят король, королева, Полоний, Офелия, Розенкранц и Гильденстерн.