Что же там за странный гул?

      Ты сказал, что мир уснул.

      Ты сказал, что темный лес

      Спит в безмолвии чудес,

      Дремлет сказкой быстрых дней,

      Бредит грезами теней.

      Долгий мрачный гул встает.

      Это колокол поет!

      Совесть грозная земли,

      Говорит «Восстань! Внемли!»

      Это колокол гудит,

      Долгим гулом сердцу мстит

      За греховные мечты

      Искаженной красоты.

      «Вы умершие, вы мертвые, хоть кажетесь живыми,

      Вы закончили кружение в жестокой пустоте.

      Вы, упорствуя, играете костями роковыми,

      Но грозит уж срок содвинутый, и вы уже не те.

      «Все исчерпано, окончено, проиграно, чужое,

      Вам лишь тление, гниение средь черной темноты.

      Если ранее томились вы, томленье будет вдвое,

      Вы – лишь прах от растоптания убитой Красоты».

      О, Господи, молю Тебя, приди!

      Уж тридцать лет в пустыне я блуждаю,

      Уж тридцать лет ношу огонь в груди,

      Уж тридцать лет Тебя я ожидаю.

      О, Господи, молю Тебя, приди!

      Мне разум говорит, что нет Тебя,

      Но слепо я безумным сердцем верю,

      И падаю, и мучаюсь, любя.

      Ты видишь, я душой не лицемерю,

      Хоть разум мне кричит, что нет Тебя!

      О, смилуйся над гибнущим рабом!

      Нет больше сил стонать среди пустыни,

      Зажгись во мраке огненным столбом,

      Приди, молю Тебя, я жду святыни.

      О, смилуйся над гибнущим рабом!

      Только что сердце молилось Тебе,

      Только что вверилось темной судьбе, —

      Больше не хочет молиться и ждать,

      Больше не может страдать.

      Точно задвинулись двери тюрьмы,

      Душно мне, страшно от шепчущей тьмы,

      Хочется в пропасть взглянуть и упасть,

      Хочется Бога проклясть.

      О, Даятель немых сновидений,

      О, Создатель всемирного света,

      Я не знаю Твоих откровений,

      Я не слышу ответа.

      Или трудно Тебе отозваться?

      Или жаль Тебе скудного слова?

      Вот уж струны готовы порваться

      От страданья земного.

      Не хочу славословий заемных, —

      Лучше крики пытаемых пленных,

      Если Ты не блистаешь для темных,

      И терзаешь смиренных!

      О, как Ты далек! Не найти мне Тебя, не найти!

      Устали глаза от простора