Опять на море шторм и неуют,

      опять звереет ветер одичалый,

      горят иллюминаторы кают

      большого теплохода у причала.

      Он, как магнит, притягивает взгляд

      к надстройкам и радарам за трубою;

      я не забыл, как пару лет назад

      в круизе отдыхали мы с тобою.

      И музыка слышна, и вроде джаз,

      и вроде даже хоровое пенье,

      луна отполирована, как таз

      для варки алычового варенья.

      Вздыхает бухта, и во тьму маяк

      лучи бросает, лунный свет на крышах,

      через Горсад пойду неспешно я к

      театру Чехова, чтоб прочитать афиши.

      Огней так много в ялтинской ночи,

      что стал желанным сумрак для поэта:

      сверчки – ночные эти скрипачи —

      в кустах не умолкают до рассвета.

      А ветер в море бесится, он псих,

      барашки гонит он, валы пихает,

      врываясь ненароком в этот стих

      и вырваться не в силах, он стихает.

      А потому что грозный Аю-Даг

      сбил спесь с него, что, в общем-то, не странно,

      и звёзды – эти скопища бродяг —

      поразбрелись по кромкам гор туманных.

      Когда заря позолотит восток

      и потянусь, превозмогая лень, я,

      в могучих кронах истинный восторг

      охватит в Ялте птичье населенье.

      И окна заблестят, начнёт светать,

      и, как гласит народная примета,

      весь шторм ночной тихонько, словно тать,

      за мысом Ай-Тодор исчезнет где-то…

      История стара:

      опять, подобный игу,

      нагнал в ночи бора

      в кварталы холодрыгу.

      С утра из стылых стран,

      тусуясь над грядою,

      висит с вершин туман

      седою бородою.

      Удача прошлых дней

      на каждом шаге рвётся,

      и верить всё трудней

      в то, что тепло вернётся.

      И я гляжу с тоской,

      коль не с зелёной, с бледной,

      как горизонт морской

      кипит в барашках, бедный.

      Я вспоминаю нас,

      мне эта грусть знакома;

      Ай-Петри как Парнас —

      к ним лёгких нет подъёмов.

      И тополь, скрытый мглой,

      в которой город тает,

      вершиной, как метлой,

      сюда-туда мотает…

      Пора уже стихать

      боре – неделю длится.

      Пора уже в стихах

      пророчествам учиться!

      Пора, пора, пора

      понять мне всё на свете,

      но злобствует бора —

      неумолимый ветер!

      Бора. Борей. Норд-ост.

      Заоблачные кущи.

      И прошлое, как мост

      над нами в день грядущий.

      И на излёте жизни,

      внезапна,