С Ай-Николы[9] к востоку видны Аю-Даг и Мартьян,

      эти виды – в душе, я всегда припадаю стихом к ним,

      и такие рассветы над ними, что даже Сарьян

      спасовал бы, наверно, тибетские краски припомнив.

      Возле сосен дольмены[10] о таврах легенды хранят,

      можжевельник живёт на откосах, отвесных прилично,

      по тропинке Курчатова[11] можно вернуться назад,

      где библейского возраста в скалах растёт земляничник.

      Я с обрыва смотрю на открытый обзору простор,

      я по Южному Крыму поплавал-побегал – и много:

      столько моря иметь и таких удивительных гор

      может только земля, очень чем-то угодная Богу.

      На крутом повороте храм к небу вознёс купола,

      и церковное пение кружит по кронам иглистым,

      и парит надо всеми согретая солнцем скала,

      на которой учились победам своим альпинисты.

      Ореанда у моря внизу манит взгляды к себе,

      там, в подвальчике царском, хранятся бутылки токая,

      и плывут теплоходы, как будто плывут в серебре,

      так парчовыми бликами дали морские сверкают.

      О, такие восторги банальны для Крыма давно!

      И, живущие здесь, к тем восторгам привыкли давно мы!

      Но на этой горе их сдержать, никому не дано,

      я таких не встречал, мне такие пока незнакомы.

      Потому и пишу эти строки, сомненья смирив,

      с яхт прогулочных ветер доносит мотивчик весёлый;

      я поездил по свету, я видел достаточно див,

      но Мартьян с Аю-Дагом им фору дадут с Ай-Николой!..

      Как парят горбыли[12] в некий час

      в толще водной в местечках укромных!..

      Вновь политики сделали нас,

      словно я этих рыбин огромных.

      Похвальбой не страдает мой стих,

      вспомнил рыб тех с сочувственной миной,

      любопытство, доверчивость их

      уязвимости стали причиной.

      Вот ныряю – идут на меня.

      Выстрел! Стая рванулась с испугу.

      Леска с рыбой пронзённой, звеня,

      режет воду, несётся по кругу.

      Так и мы на посулы идём,

      всё мы верим в нардепскую милость;

      вот и строй уже рухнул, как дом,

      как стена, вся страна развалилась.

      Но молчим всё, как рыбы молчим,

      ничего