Перелешин Валерий

      (Валерий Францевич Салатко-Петрище)

      СМИРИТЬСЯ

      «Здесь Тютчев жил, здесь он встречался с Гейне» —

      Люблю разбег перфильевской строки.

      Познаньями блеснут проводники

      По городкам на Одере и Рейне.

      Испишутся о Прусте, об Эйнштейне

      Гербастые дорожные листки,

      Дощечками взыграют кабачки

      И дымные парижские кофейни.

      А если я прославлюсь, обо мне

      Припомнят ли в холодном Харбине

      Совсем уже не те домовладельцы,

      Расскажут ли Пекин, Тяньцзин, Шанхай?

      Вдвойне, втройне бездомны погорельцы;

      Смирись, поэт, и лучше не вздыхай.

      ИЗДАЛЕКА

      Это будет простое, туманное утро в Китае.

      Прокричат петухи. Загрохочет далекий трамвай,

      Как вчера и как завтра. Но птица отстанет от стаи,

      Чтоб уже никогда не увидеть летящих стай.

      Босоногое солнце, зачем-то вскочившее рано,

      Побежит на неряшливый берег и на острова,

      И откинутся прочь длиннокосые девы тумана,

      Над рекою брезгливо подняв свои рукава.

      Ты проснешься и встанешь. И, моясь холодной водою,

      Недосмотренный сон отряхнешь с полусонных ресниц.

      И пойдешь переулком, не видя, что над головою

      Распласталась прилетная стая усталых птиц.

      Это сердце мое возвращается к милым пределам,

      Чтобы там умереть, где так жадно любило оно,

      Где умело оно быть свободным и чистым, и смелым,

      Где пылало оно… И сгорело давным-давно.

      Но живет и сгоревшее – в серой золе или пепле.

      Так я жил эти годы, не вспыхивая, не дыша.

      Я, должно быть, оглох, и глаза мои рано ослепли,

      Или это оглохла, ослепла моя душа?

      Ты пойдешь переулками до кривобокого моста,

      Где мы часто прощались до завтра. Навеки прощай,

      Невозвратное счастье! Я знаю спокойно и просто:

      В день, когда я умру, непременно вернусь в Китай.

      ВИД НА ПЕКИН ИЗ БИ-ЮНЬ-СЫ

      Стою, как путник давний и бездомный,

      У мраморного белого столба,

      И город подо мной лежит огромный,

      Как целый мир, как море, как судьба.

      Так высоко стою, так величаво

      Вознесся храм Лазурных Облаков,

      Так высоко, что умолкает слава

      И только ветра слышен вечный зов.

      О, если бы, прервав полет невольный,

      Сюда прийти, как голубь в свой ковчег,

      Впервые под сосною белоствольной

      Вздохнуть и упокоиться навек!

      Да, если бы, как трепетная птица,

      Здесь обрести прибежище в грозу,

      Так спрятаться, врасти и притаиться,

      Чтоб смерть забыла – и прошла внизу!

      Я тих, но быть могу еще неслышней.

      Я дело сделал. Я ненужный мавр.

      О как