Халатов Артемий Багратович (1896–1936; репрессирован) – советский партийный деятель, с 1927 г. – член коллегии Наркомпроса; в 1927–1932 гг. – председатель правлений Госиздата и ОГИЗа РСФСР; член правления Литературного фонда РСФСР; в эти годы входил в ближайшее окружение Горького.

Письмо, о котором идет речь, в настоящее время не выявлено. Платонов, очевидно, встречался с Г. Кореневым, и квартирный вопрос был решен в марте-апреле 1931 г. (до начала кампании с «Впрок»). Платонов получил квартиру в новом писательском доме (по адресу: проезд Художественного театра, д. 2), которую затем обменял на квартиру из двух комнат в Доме Герцена (Тверской бульвар, д. 25, кв. 27). Обмен был утвержден жилищной комиссией; в феврале 1932 г. это решение оспаривал С. Третьяков, претендовавший на комнаты в Доме Герцена; по заявлению Третьякова принимается резолюция об отмене решения жилищной комиссии об обмене Платонова (ИМЛИ, ф. 51, оп. 1, ед. хр. 73), однако она не будет исполнена. Семья А. П. Платонова проживала в квартире из двух комнат на Тверском бульваре (д. 25) до 1975 г. После капитального ремонта дома писательские квартиры были превращены в аудитории и подсобные помещения Литературного института им. А. М. Горького; большая комната бывшей квартиры Платонова в 1990-е гг. получила статус «Аудитории А. П. Платонова», в маленькой комнате некоторое время располагался обменный пункт валюты, затем – издательский отдел института. Ходатайства дочери писателя Марии Андреевны Платоновой и литературной общественности об открытии в квартире А. П. Платонова на Тверском бульваре, 25 музея А. П. Платонова не увенчались успехом; они были заблокированы решением ректора Литературного института прозаика С. Н. Есина и не поддержаны Министерством культуры (министр М. Е. Швыдкой).

Повесть «Впрок» была написана весной 1930 г., в октябре 1930 г. обсуждалась на заседании рабочего редсовета ГИХЛа (см.: Первая редакция повести «Впрок» / статья и публикация Н. Умрюхиной // Архив. С. 81–82). В донесении в ОГПУ, датированном 10 декабря 1930 г., приводится следующая оценка Платоновым написанной им повести: «Платонов работает над этой рукописью с тем большей неохотой, что не придает ей большого значения. Он не считает ее и правильной, но говорит, что она имеет для него значение завершения определенного периода развития и начала нового. […] Платонов рассказывал об изменении своей политической позиции. Он сам говорил о задачах, которые ставил перед собой как писателем раньше так: показать, как много сволочей населяют землю, сколько их и какие они в Советском Союзе, и как они вредят правительству социализма. Ошибкой своей он считает то, что говорил только о моментах отрицательных» (Андрей Платонов в документах ОГПУ. С. 849–850).

4 июня пленум МАППа принимает специальную резолюцию по публикации «Впрок»; повесть аттестуется как «активизация враждебных элементов на литературном участке идеологического фронта» (На литературном посту. 1931. № 22. С. 2. Редакционная статья). Первый печатный отклик на публикацию «Впрок» датирован 10 июня (статья А. Селивановского «В чем «сомневается» Андрей Платонов» в «Литературной газете»). Автограф статьи А. Фадеева «Об одной кулацкой хронике» датируется 9 июня (см. об этом: Воспоминания. С. 270. Разыскание Е. Шубиной). Не исключено, что Платонов встречался с Фадеевым (об этом в 1970-е гг. говорила М. А. Платонова).

См. прим. 1. Платонов прекрасно осознавал политическую несвоевременность написанной весной 1930 г. повести. Ее публикация весной 1931 г. совпала с новыми политическими процессами разоблачения последних «правых» (открытый процесс по делу «вредительской партии» меньшевиков в марте и закрытый процесс по делу Крестьянской партии), а также широким обсуждением в газетах итогов «второй большевистской весны», разоблачениями «наглых вылазок классовых врагов» и кулацкого террора в деревне, а заодно с ними – и представителей «кулацких чаяний» (Есенина, Клюева, Клычкова) в советской литературе. Всё это была артподготовка к принятию 12 июня 1931 г. постановлений пленума ЦК ВКП(б) по колхозному строительству, дезавуировавших выступление Сталина и партийные документы весны 1930 г. о перегибах в проведении коллективизации. На пленуме был заслушан доклад Средневолжского крайкома партии (материалы по ходу коллективизации в районах этого края печатались в центральных газетах в мартеапреле 1931 г.) и доклад наркома земледелия Я. Яковлева. Формулировки принятой пленумом резолюции представляют партийнополитический контекст, определивший реакцию Сталина на повесть «Впрок», последующую ее критику и в целом политический статус «Бедняцкой хроники» Платонова. В резолюции отмечалось, что в итоге весны 1931 г. колхозное движение одержало «решающие победы в большинстве районов и областей по основным отраслям сельского хозяйства» – на 80 % завершена коллективизация в основных зерновых районах страны; что не позже весны 1932 г. коллективизация будет завершена по всей стране; и делался политический вывод: «Всё это означает, что темпы коллективизации, намеченные решением Центрального комитета партии от 5 января 1930 г., решениями XVI съезда партии и VI съезда Советов, уже превзойдены» (Правда. 1931. 12 июня. С. 1).

Летом 1930 г. Платонов находился в командировке в совхозах Нижней и Средней Волги (см. прим. к п. 145–147). Маршруты и материалы этой поездки сохранила записная книжка 1930 г. (см.: Записные книжки. С. 46–57, 334–338);.

В записной книжке Платонова 1930 г. нашла отражение кампания раскулачивания лета 1930 г., в которой лозунг «ликвидации кулака как класса» дополнился новым – разоблачением «нового в тактике классового врага», «загримированного кулака», «раскулаченного кулака», на которого теперь возлагается вся ответственность за срыв сплошной коллективизации и выход середняков и бедноты из колхозов: «О кулаке. Кулак сейчас скрывается в колхозе – и выходит из него последним, стравив на выход других»; «% коллективизации 45 %»; «Кулак стал религиозником» (Записные книжки. С. 48, 51–52). Платонов делает запись и о двух крестьянских восстаниях 1930 г., вызванных перегибами в проведении коллективизации: «Восстания в 2-х селах. Это дало дрожь по всему району. Было это в марте. Сев. Население против МТС, против колхоза, против сов[етской] власти. Ходят толпами. Все враз вышли из колхоза. Осталась номинальная группа бедняков и комсомольцев. МТС не сдалась: она послала тракторные отряды под охраной в эти бушующие села. В трактористов начали бросать топоры. Одного поранили. Директора избили. Трактора всё же вспахали. Настроение изменилось» (Там же. С. 54).

28 июня 1930 г. Платонов подписал договор с издательством «Молодая гвардия» на небольшую книгу (6 п. л.) с условным названием «Пятилетка в полях» (срок сдачи – 1 декабря 1930 г.), которую должны были составить колхозные очерки на тему «как техника вооружает бедноту и середняков для борьбы с кулачеством и подъема сельского хозяйства» (см. договор: РГАЛИ, ф. 2124, оп. 1, ед. хр. 15, л. 4). Судьба этого издания неизвестна. Во второй половине 1930 г. // Платонов работает над повестью «Котлован», пьесой «Шарманка», пишет производственные сценарии («Машинист», «Турбинщики»). О том, что радикальной мировоззренческой перестройки у Платонова не произошло, свидетельствует донесение в ОГПУ от 6 мая 1931 г.: «ЗЕЛИНСКИЙ сказал мне, что последние вечера он проводит с Андреем ПЛАТОНОВЫМ […] ПЛАТОНОВ производит на него впечатление совершенно гениального человека. […] ЗЕЛИНСКИЙ сказал, что ПЛАТОНОВ читал ему и АГАПОВУ пьесу, в высшей степени интересную, которая, однако, никогда не сможет быть напечатана и поставлена, ибо политическая ее установка по меньшей мере – памфлет. Вообще, сказал ЗЕЛИНСКИЙ, у ПЛАТОНОВА множество рукописей, которые никогда не смогут быть напечатаны. Замечу, что мне лично известны две таких рукописи: колхозные очерки, отвергнутые «Федерацией» и «Октябрем», и сценарий, отвергнутый ф[абри]кой Культурфильм…» (Андрей Платонов в документах ОГПУ. С. 850–851).