– Гляди же, девчонка! Живая ладонь,

      А я умещу на ней град —

      Подъемные краны и храмов огонь,

      Дворцы, где пирушки гремят!

      Где люстры над сытыми лицами жгут

      Пчелиные, злые огни…

      И рек ледяных замороженный жгут,

      Где спят ледоколы – одни…

      Ладонь человечья – такая земля!

      Гляди!.. Это страшный овраг,

      Где санки на гибель летели, пыля,

      Под визги мохнатых собак!

      А это – Кремли, маков цвет, терема,

      Узоры, чесночный зубец

      Кирпичной стены!.. А поодаль – тюрьма,

      А ближе – пустырь, как рубец.

      Я в этих подъездах познал и ножи,

      И теплые щеки любви…

      Ну что, заробела, девчонка?.. Держи!

      Теперь эти башни – твои!

      Торговые, с запахом кожи, ряды!

      И рынки, где птицы клюют

      Бесценный изюм!.. В отведенье беды —

      Бери, если даром дают!

      И он протянул мне сверкающий град

      С часовней, похожей на «Ять»!

      И я поняла: нет дороги назад!

      И надо подарок принять.

      И я прошептала: – Спасибо! Беру… —

      Но вспышка ожгла мне ладонь.

      И вдаль полетел на широком ветру

      Тугой и жестокий огонь.

      Летела судьба моя, город ночей,

      Задымленных, праведных дней.

      Летел и горел, будто сотни свечей

      И горьких фонарных огней.

      И в пламени этом горели дома,

      Где плакало детство мое,

      Где я по простору сходила с ума,

      В каморке зубря Бытие.