Звезды дули в пазы и во щели.

      Звезды жестко крестили окно.

      Смертный одр не страшней колыбели,

      Но царями любовной постели

      Стать не всем в дольнем мире дано.

      И в династии сей ты двадцатый

      Или первый – не ведать о том!

      Вот на лбу – поцелуйная цата,

      Вот лобзанье – нательным крестом…

      Тело вспыхнет вулканами, лавой.

      Сладко выгнется плод – ешь и пей!

      Над кроватью дешевою, ржавой —

      Веер простоволосых лучей!

      Допотопная, дикая сила,

      Ласка, будто лисенка… – до слез… —

      Та коса, что века нас косила

      Вплоть до лунных старушечьих кос, —

      Это чрево ли Евы пылает,

      Это дух ли Адама горит —

      Это Марс над постелью рыдает

      И Венера объятие длит!

      Вширь – по стеклам – хвощи ледяные…

      Митинговый – на улице – гул…

      И ругательства хана Батыя

      Из-за двери, что бомж распахнул…

      И, распяты, раскинувши длани,

      Разметав медногорлую плоть,

      Понимают: любви окаянней

      Нет в земле, кою проклял Господь.

      Я приду к тебе. Руки твои красны.

      Веки от култука и слез тяжелы.

      Мне всю жизнь приходили дикие сны

      Из таежной мги, ледовитой мглы:

      Круглобокой кадушкой кренится карбас.

      На Полярной звезде стрекоза висит!

      И Луны слепой великаний глаз

      Прямо в бабье сердце мое косит.

      Тянем сети мы. Ты – смугла, стара.

      На руках моих сильных – жил синих сеть.

      Тянем омуля мы – всю ночь, до утра:

      Тяжело: впору лечь и враз помереть.

      Как играют мощные рыбьи тела —

      Древней яростью,

      Тусклым сребром купцов,

      Не хотят под нож – а наша взяла,

      А култук первобытный свистит, свинцов!

      Зинаида!