Вооруженный зреньем узких ос,

      Сосущих ось земную, ось земную,

      Я чую всё, с чем свидеться пришлось,

      И вспоминаю наизусть и всуе…

      И не рисую я, и не пою,

      И не вожу смычком черноголосым:

      Я только в жизнь впиваюсь и люблю

      Завидовать могучим, хитрым осам.

      О, если б и меня когда-нибудь могло

      Заставить, сон и смерть минуя,

      Стрекало воздуха и летнее тепло

      Услышать ось земную, ось земную…

      Были очи острее точимой косы —

      По зегзице в зенице и по капле росы, —

      И едва научились они во весь рост

      Различать одинокое множество звезд.

      Еще он помнит башмаков износ —

      Моих подметок стертое величье,

      А я – его: как он разноголос,

      Черноволос, с Давид-горой гранича.

      Подновлены мелком или белком

      Фисташковые улицы-пролазы:

      Балкон – наклон – подкова – конь – балкон,

      Дубки, чинары, медленные вязы…

      И букв кудрявых женственная цепь

      Хмельна для глаза в оболочке света, —

      А город так горазд и так уходит в крепь

      И в моложавое, стареющее лето.

      Обороняет сон мою донскую сонь,

      И разворачиваются черепах маневры —

      Их быстроходная, взволнованная бронь,

      И любопытные ковры людского говора…

      И в бой меня ведут понятные слова —

      За оборону жизни, оборону

      Страны-земли, где смерть уснет, как днем сова…

      Стекло Москвы горит меж ребрами гранеными.

      Необоримые кремлевские слова —

      В них оборона обороны;

      И брони боевой и бровь, и голова

      Вместе с глазами полюбовно собраны.

      И слушает земля – другие страны – бой,

      Из хорового падающий короба:

      – Рабу не быть рабом, рабе не быть рабой, —

      И хор поет с часами рука об руку.

      Как дерево и медь Фаворского полет —

      В дощатом воздухе мы с временем соседи,

      И вместе нас ведет слоистый флот

      Распиленных дубов и яворовой меди.

      И в кольцах сердится еще смола, сочась,

      Но разве сердце лишь испуганное мясо?

      Я сердцем виноват и сердцевины часть

      До бесконечности расширенного часа.

      Час,