Этот воздух пусть будет свидетелем,

      Дальнобойное сердце его,

      И в землянках, всеядный и деятельный,

      Океан без окна – вещество.

      До чего эти звезды изветливы!

      Всё им нужно глядеть – для чего? —

      В осужденье судьи и свидетеля,

      В океан без окна, вещество…

      Помнит дождь, неприветливый сеятель,

      Безымянная манна его,

      Как лесистые крестики метили

      Океан или клин боевой.

      Будут люди, холодные, хилые

      Убивать, холодать, голодать —

      И в своей знаменитой могиле

      Неизвестный положен солдат.

      Научи меня, ласточка хилая,

      Разучившаяся летать,

      Как мне с этой воздушной могилой

      Без руля и крыла совладать,

      И за Лермонтова Михаила

      Я отдам тебе строгий отчет,

      Как горбатого учит могила

      И воздушная яма влечет.

      Шевелящимися виноградинами

      Угрожают нам эти миры,

      И висят городами украденными,

      Золотыми обмолвками, ябедами,

      Ядовитого холода ягодами

      Растяжимых созвездий шатры —

      Золотые созвездий жиры…

      Аравийское месиво, крошево,

      Свет размолотых в луч скоростей,

      И своими косыми подошвами

      Луч стоит на сетчатке моей.

      Миллионы убитых задешево

      Протоптали тропу в пустоте —

      Доброй ночи, всего им хорошего

      От лица земляных крепостей.

      Неподкупное небо окопное,

      Небо крупных оптовых смертей —

      За тобой, от тебя, целокупное,

      Я губами несусь в темноте —

      За воронки, за насыпи, осыпи,

      По которым он медлил и мглил, —

      Развороченных – пасмурный, оспенный

      И придымленный гений могил.

      Хорошо умирает пехота,

      И поет хорошо хор ночной

      Над улыбкой приплюснутой Швейка,

      И над птичьим копьем Дон-Кихота,

      И над рыцарской птичьей плюсной.

      И дружит с человеком калека —

      Им обоим найдется работа,

      И стучит по околицам века

      Костылей деревянных семейка —

      Эй, товарищество, – шар земной!

      Для того ль должен череп развиться

      Во весь лоб – от виска до виска,

      Чтоб в его дорогие глазницы

      Не могли не вливаться войска?

      Развивается череп от жизни

      Во весь лоб – от виска до виска,

      Чистотой своих швов он дразнит себя,

      Понимающим куполом яснится,

      Мыслью пенится, сам себе снится —

      Чаша чаш и отчизна отчизне —

      Звездным рубчиком шитый чепец —

      Чепчик счастья – Шекспира отец…

      Ясность ясеневая, зоркость яворовая

      Чуть-чуть красная мчится в свой дом,

      Как