мы шли на еврейское кладбище после рабочего дня.

      у входа в больницу отец поджидал меня

      веник, ведро и тряпка, докторский дипломат,

      папа выбрит, а я – бородат. папа стрижен, а я – патлат.

      мы выбирали прохладный, погожий осенний денек,

      добирались пешком, не спеша, благо, путь недалек.

      по пути говорили о жизни, о больных, о домашних делах,

      о политике, но не о смерти и не о иных мирах.

      мы шли по центральной аллее. с черных гранитных плит

      на нас глядели евреи, у которых душа не болит,

      щебетали птицы, сияли солнечные лучи,

      на могилах только цветы – ни камушка, ни свечи.

      мы сворачивали на тропинку между чугунных оград,

      папа о чем-то спрашивал. я отвечал невпопад.

      вот мраморный обелиск – здесь похоронен дед.

      возвращались. и целое кладбище молча глядело нам вслед.

      роем траншеи а вдруг начнется война

      строим убежища вдруг прилетят бомбить

      производим оружие больше чем дохрена

      проводим мобилизацию враг не любит шутить

      а мы не прочь пошутить изображаем врага

      лилипутом что великану грозит смешным кулаком,

      мы песни поем что на нашу землю нога

      вражья не ступит что мы его ракетою и штыком

      мы смышленый смешливый народ мы врагу не чета

      мы имеем право на отдых и водку с двух до семи

      мы любим правительство мы оплачиваем счета

      дай нам в руки ружье и хлебом нас не корми

      хлебом нас не корми масло на хлеб не мажь

      сверху ломоть колбасы с горчицею не клади

      кашку свари уж если на ум пришла подобная блажь

      а где что плохо лежит не стесняйся молча кради

      и вот война началась нас бомбят еженощно, но

      убежища нас не спасают и враг уже виден вдали

      одно утешение мы знали это давно

      предвидели все и готовились как могли

      В жизни все получается как всегда:

      веселые села, угрюмые города,

      на пасмурном небе грозовых облаков гряда.

      Приезжает высокий чин – город весь перекрыт.

      Сотня старух сидит у сотни разбитых корыт.

      У обелиска горит вечный огонь стыда.

      Заведенный порядок. Низкий гудок заводской

      наполняет душу промышленной смертной тоской.

      Училка с указкой стоит перед черной школьной доской.

      Принимаешь решение – задача или пример.

      «Жизнь! Только выкрестами жива – иудами вер»

      Из подворотни аккорды гитары мотив воровской.

      А села веселые – так Шевченко писал:

      садок вишневий, зачинена церква, ныне – спортзал.

      Ходит мальчик голубоглазый – слабоумен и шестипал.

      Дайте ему копеечку, динарий или обол.

      На пустыре кто