Весна тревожна и мятежна.

      Когда уходит снег,

      В мир возвращается невежда —

      Особый человек…

      Лишенные благого слова,

      Ходящие в немых

      Вдали от шума городского

      Жгли чучело зимы.

      Но в чём-то правы были эти

      Сказители миров,

      Резвясь и прыгая, как дети,

      Средь копей и костров,

      Пока иные с чином, ладом

      Торги вели свои…

      И вроде б ничего не надо:

      Ни пряников, ни мармелада…

      – Ну что! Ну, что ещё тебе?!

      Ну что ещё!

      – Любви.

      Был человек, и… нет человека.

      Умерло тело – осталась душа.

      Жизни такое совсем не помеха,

      Жизнь как была, так и есть хороша.

      По пересудам и по сожаленьям

      Время пройдётся своею метлой.

      Отпочковавшееся поколенье

      Выстроит свой независимый строй.

      Был человек, был, и… нет человека.

      Умер, ушёл, но осталась судьба:

      Может, случится, и вспомнятся где-то

      Имя, и вера, и дело раба.

      Вспомнятся небом, дождями и ветром;

      Вспомнятся снегом, а может, – под снег:

      Был человек, был, и нет человека!

      Нет, а недавно скончался и век.

      Вместе с собою забрал он остатки

      Тех, кто его хоть немного да знал.

      Время сперва рвёт листы из тетрадки,

      После берётся за тех, кто писал.

      Время берёт и выводит куда-то

      По одному их… совсем далеко.

      Как-то однажды я слышал, ребята:

      Смерть тяжела – после смерти легко.

      Будет легко! Обязательно будет —

      Стоит об этом еще раз сказать!

      Не для того же рождаются люди,

      Чтоб умереть… Но бессмертными стать!

      Погиб… и сам убить успел

      В ночной вчерашней перестрелке.

      И на часах застыли стрелки,

      И школьный раскрошился мел,

      И что-то явно изменилось

      Между Вселенной и людьми —

      Замазалось, перечертилось,

      Переигралось с «ля» на «ми»,

      Сползло с прямой на угловатость,

      С тепла – на влажный и сырой.

      Запахло марлями, палатой,

      Землей, окопом и войной.

      Закрасились свинцово-красным

      Закат и солнце заодно,

      И невозможно безучастно

      Легли желания на дно.

      И было всё непостижимым:

      И ночь, и звезды, и луна,

      И свет от Иерусалима,

      И тот