Русь моя! Осажденная крепость!

      Велика, видно, предков вина:

      Разжигая, как в звере, свирепость,

      На тебя за войною война.

      Древних идолов тащат с Востока

      (Ипостасям не видно конца),

      Все хотят нам открыть третье око.

      Запад шлет золотого тельца.

      Нам не надо чужого дурмана,

      Нам довольно своей белены.

      Новой раною лечим мы раны.

      Души бедами утолены.

      Видно, крепко нас любит недоля,

      Раз сердца наши ловят в силки,

      Если чистое русское поле

      Норовят поделить чужаки.

      Что там в будущем: чет или нечет?

      Цвет вишневый иль чертополох?

      Встреча с Господом или невстреча?

      Белобог победит? Чернобог?

      Мокошь возится с белой куделью.

      Не на саван ли нитку прядет?

      Обнимаясь с хмельною метелью,

      Русь свои навьи песни поет.

      Глубинка, говорят, а слышу – глубина.

      Коровье стадо тянется по дамбе

      Над Осовцом, что в дар Оке в холмах

      Несет лугов, дубрав сырых преданья.

      Приходят к остановке рыбаки,

      С плеч свалят непосильную поклажу,

      Вздувая жилы, стащат сапоги

      И колпачки отвинчивают с фляжек.

      И ждут, следя блистающий заход

      Светила, тонущего медленно, без всплеска,

      Единственный автобус, что пройдет

      Раз в сотню лет по Красной, по Советской.

      В заокских далях в проблесках дождя

      Пылают в тучах золотые лики.

      И местные из-под руки глядят

      С достоинством под стать реке великой.

      На лицах света золотого слой,

      И тот же свет на зданиях старинных,

      Купеческих, поросших бузиной,

      Да мальвами, сплошь в мураве былинной.

      На бывшей школе в заревой росе

      Лицо (иль лик?), вязь подписи и даты –

      Учился русский воин Алексей,

      Что призван был служить в восьмидесятых.

      И этот образ, зевы красных мальв,

      И гроздья бузины, и неба древний свиток,

      Реки дыханье, грозовая даль

      Таинственно и неразрывно слиты.

      Не здесь ли ткется русских судеб нить,

      В глубинке, в сокровенной сердцевине?!

      Есть что-то подлинное в том, чтоб жизнь прожить

      И умереть под тучами родными.

      Дышать легендами, разливами лугов,

      А выпадет – стать самому преданьем,

      Как этот самый Леха Асташов,

      Что голову сложил в Афганистане.

      Разве что сравнится с чудом древним:

      Под зеленый бархат хвои поднырнуть,

      Ощутив, как сила от деревьев

      Медленной волною входит в грудь?

      Вышло так, что с отчими борами –

      Домом елей, синих трав, зверья,

      Узкими