Зачем дрожишь, рука моя? Ты можешь

      Гордиться тем, что умертвишь позор!

      Умру, но честь воскреснет с этих пор,

      А стану жить, – себя бесславьем сгложешь:

      Дала ли ты насилию отпор?

      Царапала ль когтями ты злодея?

      Умри ж со мной, о жизни не жалея!»

      Она с постели поднялась позорной,

      Оружья ищет, но не бойня тут.

      Ей хочется дыханью дать просторный

      И вольный выход. Вздохи губы жгут;

      Они из груди стиснутой текут,

      Как лава Этны, мрачно и сурово,

      Или – как дым из пушечного зева.

      «Напрасно я живу, ищу напрасно,

      Чем кончить жизнь, ярмо ее влача.

      Боялась я погибнуть от меча

      Тарквиния. Теперь я жажду страстно

      Сама себя ножом убить сплеча.

      Была я верной. Я осталась ею. —

      Нет… Так теперь назваться я не смею.

      Погибло все, что представляло цену…

      Меня теперь могила не страшит.

      Пятно я смою смертью и надену

      На мой позор победной славы щит.

      Жизнь, умирая, обессмертит стыд.

      Бесценное сокровище пропало —

      Сжигать ли ящик, где оно лежало!

      Нет, Коллатин, тебя уж не посмею

      Я верностью неверной обмануть.

      Нарушив клятву, ласкою своею

      Не оскорблю доверчивую грудь,

      Плоду насилья я не дам вздохнуть,

      Не скажет тот, кто род твоей обесславил:

      – Он счел своим, что я ему оставил.

      Не улыбнется он при мысли скрытой,

      Не посмеется с другом над тобой,

      Твое богатство силою отбито —

      Не куплено ценою золотой.

      Царица я над собственной судьбой!

      Пусть я в своей вине не виновата,

      Но жизнь моя – за мой позор расплата!

      Не осквернит тебя прикосновенье,

      Под замыслом позор не утаю.

      Чтоб скрыть ночную тайну преступленья,

      Не распишу обиду я свою.

      Я все скажу, – подобные ручью,

      Из глаз польются слезы, как признанья,

      И смоют грязь и стыд повествованья».

      Тем временем скончала Филомела —

      Печальница свой жалобный мотив.