Шуберт Франц не сочиняет —

      Как поется, так поет.

      Он себя не подчиняет,

      Он себя не продает.

      Не кричит о нем газета,

      И молчит о нем печать.

      Жалко Шуберту,

      что это Тоже может огорчать.

      Знает Франц, что он кургузый

      И развязности лишен,

      И, наверно, рядом с музой

      Он немножечко смешон.

      Жаль, что дорог каждый талер,

      Жаль, что дома неуют.

      Впрочем – это все детали,

      Жаль, что песен не поют!..

      Но печали неуместны!

      И тоска не для него!..

      Был бы голос! Ну а песни

      Запоются! Ничего!

      Жил в Ленинграде странный малый,

      Угрюмый, мрачный и больной.

      Был у него талант немалый.

      Я знал его перед войной.

      Вел счет неведомым обидам,

      Нес груз невидимой вины.

      Он был убогим инвалидом

      Не бывшей, будущей войны.

      Мы ждали славы и победы,

      Лихого грома медных труб.

      А он провидел только беды,

      Он видел свой убогий труп,

      Его шатали бомбовозы

      Своею воющей волной,

      Блокады будущей морозы

      Его покрыли сединой.

      Читая странные баллады,

      Мы не угадывали в нем

      Провидца будущей блокады,

      Что приближалась день за днем.

      Где он погиб? В каком подвале?

      Как он окончил бытие?

      Какие люди подавали

      Ему последнее питье?

      Какую страждущую строчку

      Он дописать уже не мог?

      Какой несчастный по листочку

      Его стихи в печурке сжег?

      Стихи, наверное, сгорели,

      Не много было в них тепла.

      А люди эти постарели.

      А может, жизнь их утекла.

      И сгинул он. На белом свете

      Он не оставил ничего.

      И мы не судим о поэте,

      Как будто не было его.

      Слава Богу! Слава Богу!

      Что я знал беду и тревогу!

      Слава Богу, слава Богу —

      Было круто, а не отлого!

      Слава Богу!

      Ведь все, что было,

      Все, что было, – было со мною.

      И война меня не убила,

      Не убила пулей шальною.

      Не по крови и не по гною

      Я судил о нашей эпохе.

      Все, что было, – было со мною,

      А иным доставались крохи!

      Я судил по людям, по душам,

      И по правде, и по замаху.

      Мы хотели, чтоб было лучше,

      Потому и не знали страху.

      Потому пробитое знамя

      С