Подставь ладонь под снегопад,

      Под искры, под кристаллы.

      Они мгновенно закипят,

      Как плавкие металлы.

      Они растают, потекут

      По линиям руки.

      И станут линии руки

      Изгибами реки.

      Другие линии руки

      Пролягут как границы,

      И я увижу городки,

      Дороги и столицы.

      Моя рука как материк —

      Он прочен, изначален.

      И кто-нибудь на нем велик,

      А кто-нибудь печален.

      А кто-нибудь идет домой,

      А кто-то едет в гости.

      А кто-то, как всегда зимой,

      Снег собирает в горсти.

      Как ты просторен и широк,

      Мирок на пятерне.

      Я для тебя, наверно, Бог,

      И ты послушен мне.

      Я берегу твоих людей,

      Храню твою удачу.

      И малый мир руки моей

      Я в рукавичку прячу.

      Заходите, пожалуйста. Это

      Стол поэта. Кушетка поэта.

      Книжный шкаф. Умывальник. Кровать.

      Это штора – окно прикрывать.

      Вот любимое кресло. Покойный

      Был ценителем жизни спокойной.

      Это вот безымянный портрет.

      Здесь поэту четырнадцать лет.

      Почему-то он сделан брюнетом.

      (Все ученые спорят об этом.)

      Вот позднейший портрет – удалой.

      Он писал тогда оду «Долой»

      И был сослан за это в Калугу.

      Вот сюртук его с рваной полой —

      След дуэли. Пейзаж «Под скалой».

      Вот начало «Послания к другу».

      Вот письмо: «Припадаю к стопам…»

      Вот ответ: «Разрешаю вернуться…»

      Вот поэта любимое блюдце,

      А вот это любимый стакан.

      Завитушки и пробы пера.

      Варианты поэмы «Ура!»

      И гравюра: «Врученье медали».

      Повидали? Отправимся дале.

      Годы странствий. Венеция. Рим.

      Дневники. Замечанья. Тетрадки.

      Вот блестящий ответ на нападки

      И статья «Почему мы дурим».

      Вы устали? Уж скоро конец.

      Вот поэта лавровый венец —

      Им он был удостоен в Тулузе.

      Этот выцветший дагерротип —

      Лысый, старенький, в бархатной блузе —

      Был последним. Потом он погиб.

      Здесь он умер. На том канапе,

      Перед тем прошептал изреченье

      Непонятное: «Хочется пе…»

      То ли песен? А то ли печенья?

      Кто узнает, чего он хотел,

      Этот старый поэт перед гробом!

      Смерть