Весь город в плавных разворотах,

      И лишь подчеркивает даль

      В проспектах, арках и воротах

      Классическая вертикаль.

      И все дворцы, ограды, зданья,

      И эти львы, и этот конь

      Видны, как бы для любованья

      Поставленные на ладонь.

      И плавно прилегают воды

      К седым гранитам городским —

      Большие замыслы природы

      К великим замыслам людским.

      Сорок лет. Жизнь пошла за второй перевал.

      Я любил, размышлял, воевал.

      Кое-где побывал, кое-что повидал,

      Иногда и счастливым бывал.

      Гнев меня обошел, миновала стрела,

      А от пули – два малых следа.

      И беда отлетала, как капля с крыла,

      Как вода, расступалась беда.

      Взял один перевал, одолею второй,

      Хоть тяжел мой заплечный мешок.

      Что же там – за горой? Что же там – под горой?

      От высот побелел мой висок.

      Сорок лет. Где-то будет последний привал?

      Где прервется моя колея?

      Сорок лет. Жизнь пошла за второй перевал.

      И не допита чаша сия.

      Стих небогатый, суховатый,

      Как будто посох суковатый.

      Но в путь, которым я иду,

      Он мне годится – для опоры,

      И на острастку песьей своры,

      Для счета ритма на ходу.

      На нем сучки, а не узоры,

      Не разукрашен – ну и что ж!

      Он мне годится для опоры,

      И для удара он хорош!

      Мы оба сидим над Окою,

      Мы оба глядим на зарю.

      Напрасно его беспокою,

      Напрасно я с ним говорю!

      Я знаю, что он умирает,

      И он это чувствует сам,

      И память свою умеряет,

      Прислушиваясь к голосам,

      Присматриваясь, как к находке,

      К всему, что шумит и живет…

      А девочка-дочка на лодке

      Далеко-далеко плывет.

      Он смотрит умно и степенно

      На мерные взмахи весла…

      Но вдруг, словно сталь из мартена,

      По руслу заря потекла.

      Он вздрогнул… А может, не вздрогнул,

      А просто на миг прервалась

      И вдруг превратилась в тревогу

      Меж нами возникшая связь.

      Вдруг понял я тайную повесть,

      Сокрытую в этой судьбе,

      Его непомерную совесть,

      Его беспощадность к себе,

      И то, что он мучает близких,

      А нежность дарует стихам…

      На