Когда мы были молодыми —

      ловили кайф в шашлычном дыме,

      укрывшись майскими садами

      нарыли нор от дамы к даме.

      Прощались на закате мая,

      по два часа не вынимая.

      Потом, одни, впадая в кому,

      шли, под конвоем, к военкому.

      Там, расставаясь с Лёвкой, Севкой,

      как тормоза, визжали девки.

      Другие, испугавшись врак

      про армию, и всё такое,

      попасть пытались на филфак,

      им биография героя

      морфлота или ВВС

      не представляла интерес.

      Когда мы были, как стальные

      другие были стариками.

      Теперь – Харуки Мураками,

      Пелевин, Я… и остальные.

      Там, где не мычат стога двурогие,

      на верёвках телится бельё —

      соловей кошачьей лапой трогает

      сердце непутёвое моё.

      И, пугая рыб гудками долгими,

      ищет пристань пьяный теплоход,

      где пестрит фальшивыми наколками

      знаков зодиака небосвод.

      Ветра нет, он только приближается,

      намотав усищи на кулак.

      Мой костёр, как зуб больной шатается —

      и во тьму не выпадет никак.

      Околдован птичьими уловками,

      на пустом кораблике опять

      уплыву со всеми остановками

      дорогих и близких догонять.

      От понтовой юности прививка —

      обещал любить, и был таков…

      Быстро ты к слоновнику привыкла —

      бьёшь посуду шорохом шагов —

      в этой тесноте твоя вина ли,

      слышишь, укорачивая даль,

      ветер хриплым хоботом сигналит,

      птицу нажимая, как педаль,

      запускает пальцы в космы грома.

      Если стоя бодрствуешь и спишь —

      не приснится рокот космодрома,

      а слюну пускающая мышь —

      у слона в подошве для забавы.

      Вот и ты, на цырлах сквозняка,

      за улыбку держишься зубами

      чтобы устоять наверняка.

      Осень сдохнуть с голода не даёт,

      украшая клюквой салат столицы.

      В горле неба булькает вертолёт —

      да и мне пора уже приземлиться.

      А Москва опять целится с носка,

      растлевает листья и верных женщин —

      сколько было их, сосчитай до ста,

      всё равно получится вдвое меньше.

      Хоть в уме случайный объект нагни,

      невозможность счастья – как раз разлука.

      Тень летит на крышу из-под ноги,

      где вовсю зияет луна без люка.

      Партитуру мнёт голубей возня,

      старый лифт гремит, как ведро в колодце.

      Через две ступеньки спешишь зазря —

      нотный стан в подъезд тишиной крадётся.

      Дорогую скрипочку не буди —

      там плюются свечи и запах лака…

      И такая музыка впереди,

      что болит живот, и скулит собака.

      Ты