Истину знают лишь умершие.

      Живущие лишены такой сказочной роскоши.

      Каждый жезл имеет своё навершие,

      Словно густая печать богини Мокоши.

      Это язычество, вышедшее из бездны,

      Из-под контроля какого-то чёрного дна.

      И если побыть хоть на минуту трезвым,

      То кажется непробиваемою стена

      Моих возвращений. Лазоревейшие дали

      Уже не для нас, потому что такая тьма

      Вокруг, и вот уж разрозненные детали

      Не сходятся в пазл, а впрочем, суди сама.

      Развей свои строки по высокогорным склонам,

      Разлей свои слёзы вдоль горизонта, и

      Расхожие фразы покажутся смысла полны,

      И воздух разреженный лепит слои свои.

      Строчку к строке. Восприятие к восприятию,

      Так стволы сосен накручивают круги.

      Я тоже запомню, что веки ты красишь под платье

      И обручальное золото не украшенье руки.

      Выстрел всегда и везде надёжнее стали.

      Даже не проверяй, можешь верить на слово.

      Сходи в музей, посмотри на старинные эмали,

      Признай, что у них всё легко и счастливо.

      Прости, что у нас иначе. Просто прости.

      Нет? И не надо. Правильно. Да?

      Расставания в англицком стиле не в чести,

      Увы. Как и прочая фальшивейшая ерунда.

      Это как бы в геометрической теореме,

      Краткая чёрная точка в зените над пляжем Лидо.

      Жизнь расчерчивает нашу судьбу по схеме:

      Вдох.

                Любовь.

                          Выдох.

      Где ты была? Где были наши души

      Сто лет назад? И был ли я так слеп,

      Что в небесах, на море и на суше

      Я строил не дворец, а тусклый склеп?

      Бродил, не веря, что ты дышишь рядом,

      Плутал во мраке суетных картин,

      Касался женщин равнодушным взглядом

      И, с кем бы ни был, был всегда один…

      Я не искал ни солнца, ни просвета.

      Но если б знал, что есть на свете ты, –

      Бежал бы вспять крутой тропой поэта,

      Рассеивая в снах твои черты,

      А имя прошептали б мне цветы…

      И мы с тобой вдвоём вернулись в лето…

      Пусть тусклый питерский дождь

      Тоской освежает душу

      И так методично глушит

      Озноба слепую дрожь.

      Но горло не греет шарф

      Обрывочных воспоминаний,

      Рисунков, обид, признаний,

      Как боли на брудершафт.

      Где финская синь в глазах

      Обломком холодной стали

      Ласкается, но не жалит.

      Где водкою глушат страх

      Пред тем,