Прости, малыш. Я был глуп и слеп.

      До последнего верил, что всё это злая шутка.

      А теперь душа моя – чёрный склеп,

      Внешне роспись и золото, а глянешь поглубже – жутко…

      Я не плачу на людях не из-за гордости, нет…

      Я забыл это слово, как честь, как достоинство, веру.

      Слёзы душат во сне. Их не видно, и весь секрет,

      Чтобы утром проснуться, а глаза были красными в меру.

      Оля стала большой и красивой, тоже любит тебя.

      Вот так младшие сёстры становятся старшими махом.

      Она меня поднимала, сердце моё теребя,

      Когда я кричал от разлуки и бился лицом о плаху.

      Дашке – четыре. Не дочка – казак, огонь!

      Вы бы с ней вместе седлали коней и – в поле,

      Гуляли по парку, держались ладонь в ладонь,

      Вас было бы трое… Но всё выжжено лавой боли.

      Дед ушёл за тобою. Если увидишь его, присмотри…

      Оперировали. Но сердце встало через два дня.

      Хоронили на том же кладбище. И теперь я боюсь зари.

      Худшие вести приходят с рассветом, лучом маня…

      Тебе хорошо там? Заботится ли Господь?

      Кто подтыкает тебе одеяло и на ночь читает сказки?

      Пусть всё, что доныне терзает мою плоть,

      Приходит к тебе, как улыбки, цветы и краски.

      Мы встретимся. Время? Да что оно – только миг!

      На Кавказе и в Сербии коротких дорог не счесть, и

      Ты же, услышав мой простреленный крик,

      Скажешь: «Папа вернулся!

      Теперь мы опять будем вместе…»

      Мальчик мой – Иванушка. Никогда не называл тебя так,

      Любил до безумия, а старался держаться строго…

      Господи, прости, какой же я был дурак,

      Но ведь ему хорошо там, у престола Бога…

      Господи, защити его лучше, чем сумел я…

      Я не сумел ничего, я опоздал на вечность.

      С моего горла не уходит его петля,

      И моя боль убедительна, как бесконечность.

      Господи,