Богатство идей. История экономической мысли. Алессандро Ронкалья
Читать онлайн книгу.
к торговле. Восприятие труда – в целом позитивное и в любом случае исходящее из его признания как общественной обязанности, полезной еще и тем, что труд помогает избежать многих грехов, – восходило к позиции апостола Павла (см. выше, подразд. 2.2). Тяга к роскоши и богатству осуждалась особенно, поскольку она отвлекала от стремления к вечному спасению – абсолютному приоритету. Торговля воспринималась с подозрением, как возможный источник моральных рисков, однако не осуждалась безоговорочно: было важным, чтобы она велась честно и не противоречила жизни доброго христианина[51].
Тезисы Отцов, проиллюстрированные выше, стали составной частью официальной доктрины церкви в следующие века посредством Фомы Аквинского (ок. 1226–1274). Он доказывал, что частная собственность не противоречит естественному праву и благоприятствует общественно полезному поведению (утверждение, встречавшееся уже у Аристотеля), тогда как общее имущество составляет идеал благой жизни, доступный лишь для меньшинства (в частности, в рамках монашеских орденов)[52]. Подобным же образом Фома находил стремление к торговой прибыли во многих случаев оправданным. Фигура Фомы Аквинского знаменует расцвет схоластики.
2.4. Схоластика
Как мы видели в предыдущих разделах, моральная проблематика доминировала в рассмотрении экономических вопросов в Античности и в Средневековье. Согласно одному из крупнейших исследователей экономической мысли того периода Прибраму, «средневековая экономическая мысль состояла из набора определений и предписаний, призванных регулировать христианское поведение в сферах производства, потребления, распределения и обмена товаров» [Pribram, 1983, p. 6].
При сравнении с экономической наукой в современном понимании, как цели, так и методы анализа фундаментально различались. Основной задачей, как мы уже видели, являлось нахождение правил морального поведения, а не понимание принципов функционирования экономики[53]. Метод, в соответствии с этой целью, был основан на принципе авторитета, а именно на выведении правил поведения из первооснов, данных в божественном откровении. Фундаментальной задачей выступала здесь проверка рассуждений по экономическим вопросам на предмет соответствия этим первоосновам или комментариям к священным текстам, пользующимся особой авторитетностью, – такими как те, что были даны Отцами Церкви.
Вместе с тем теологические дебаты Средних веков породили множество концептов, которые неизбежно использовались или воспроизводились в качестве основ для любых последующих попыток анализа экономики. Во многих отношениях эти дебаты предвосхитили направления анализа, которые были намечены Смитом и другими экономистами классической школы.
Так было, например, с некоторыми вечными банальностями, вроде приписывания общественному целому автономной субъектности. Это уже предопределялось самим взглядом на Церковь как на мистическое тело (corpus mysticum), как
Следует также упомянуть о неодобрении роста населения, встречающемся у Иеронима [Viner, 1978, p. 33–34] и у Киприана Карфагенского (ок. 200–258) см. [Spiegel, 1971, p. 46]. Последний в некотором роде может считаться предшественником Томаса Мальтуса (см. подразд. 6.2 наст. изд.). Он опровергал библейский императив «плодитесь и размножайтесь» (Книга Бытия 1:28), который часто цитировался тогда, как и в последующих дебатах.
Отношение католической церкви впоследствии существенно изменилось. Папа Лев XIII в энцикликах «Quod apostolici muneris» (1878) и «Rerum novarum» (1891) провозгласил, что право собственности соответствует естественному праву.
Примечательным следствием этого было внимание в работах схоластов к фигуре отдельного индивида – правилам его поведения и цели спасения лично его души. Это составляло разительный контраст с подходом экономистов классической школы (например, Рикардо и Маркса), которые фокусировались на анализе совокупностей индивидов, таких как общественные классы. Шумпетер подчеркивал внимание к индивиду как ключевой аспект процесса зарождения политической экономии [Шумпетер, 2001, т. 1, с. 128–129]. Следует заметить, однако, что дух индивидуализма, пусть и в ином контексте, отличал уже римское право (тогда как, с другой стороны, известная притча Менения Агриппы Ланата, сравнивающая политическое тело с человеческим, стала общим местом при обращении к биологическому редукционизму в рассмотрении социальных конфликтов).