– Ну, стричь здесь ещё почти нечего, – сделала вывод Куприянова. – Слегка снимем вот здесь, здесь и здесь.

      Она запустила свою цепкую, смуглую руку в «иридовую» фиолеть зимняковских волос и принялась мягко поворачивать её то так, то эдак.

      – Неприятности? – вдруг спросила она.

      Зимнякова быстро и остро взглянула на неё.

      – С чего ты взяла?

      – Так…

      – А-а… – поморщилась в усмешке Зимнякова. – Нет, слава богу, нет. Устала… М-да, – она пристально, оценивающе вгляделась в своё отражение в зеркале. – Витрина подводит… Вот ты и подправь, витрину-то. Массаж, компресс и всё такое…

      Она не договорила. Взгляд её застекленел, онедвижел, уходя в себя, внутрь.

      Куприянова понимающе качнула головой и принялась за дело.

      «И что это я?» – думала Зимнякова, покорно поворачивая голову под руками мастерицы. – Ну звонят. Ну молчат. Зачем же в истерику бросаться? Надо было расхохотаться и сказать: «Ты, верблюд. Какого лешего сопишь? Что, Зимнякову голыми руками? Дурачина. Не на ту напал. Баобаб ты серый. Серятина…»

      Дальше пошли более крепкие выражения. Зимнякова проговаривала их про себя с наслаждением, иногда одно и то же по нескольку раз, вслушиваясь в его грубую, неприкрыто-откровенную музыку. И остановилась лишь тогда, когда последнее ругательство повторилось в пятый или шестой раз – запас иссяк.

      Тогда мысль потекла дальше. «И всё-таки, что это может значить? А? Ведь есть нечто… м-м… такое… Есть, обязательное есть… Меня явно прощупывают – терпеливо, расчётливо, методично, хладнокровно. Отсюда вопрос: прощупывают перед чем?.. Нет-нет, теперь уж все сомнения – прочь. Если раньше я себе могла такое позволить, то теперь – нет. Я просто не имею права сомневаться, нужно быть соломенным болваном, чтобы теперь сомневаться. Это безусловно: вокруг меня кто-то копошится. И копошится не шутейно».

      Мягкая кисточка прощекотала по её лицу. Зимнякова моргнула и увидела в зеркале своё лицо – напряжённое, злое, думающее.

      «О-ёй!» – сказала она себе и двинула взгляд на Куприянову. Та сосредоточенно работала, но глаза её – сегодня какие-то усмешливые и скользкие – Зимняковой не понравились.

      – Ты не молчи, Вер, – попросила она. – Ты говори.

      – О чём, Раиса Поликарповна?

      – Ну… Прижимают, говоришь, вас?

      – Да, – кивнула Куприянова, – дисциплина, качество труда, чаевые…

      – Но вы, конечно, не сдаётесь? – изобразила губами усмешку Зимнякова. – Подстраиваетесь под перестройку?

      – Подстраиваемся…

      – И как, получается?

      – Не у всех.

      – Но