Отбой – задумчивый сигнал —

      трубач вдали трубил.

      Солдату рай напоминал

      дивизионный тыл.

      Бывалый глаз отметил сто

      проверенных примет.

      И первым делом, это – то,

      что канонады нет.

      Бензинных запахов струя,

      навоза крепкий дух,

      наезженная колея,

      да банька на пруду.

      На склад наброшена масксеть.

      Живой петух пропел.

      Забора нет, однако ж, есть

      обычный КПП.

      Из будки лейтенант идёт —

      высок, лицом упрям,

      по форме – сорок первый год:

      петлицы, кубаря,

      погранвойска… Стоит солдат —

      рука под козырьком.

      А где-то видел этот взгляд.

      Не в Бресте ли, мельком?

      Но уставным порядком слов

      боец рапортовал:

      «Красноармеец Иванов

      посмертно прибыл в рай!»

      И, документы предъявив,

      на всякий случай, он

      докладывает, где погиб,

      как бился батальон…

      Тут пограничник загрустил

      – Ну, жди ещё ребят!…

      Ты – вольно, руку опусти.

      Припомнил я тебя.

      А документы забери,

      хоть здесь нужды в них нет,

      есть указанье – береги

      до истеченья лет…

      Проходит разводящий со сменой.

      И вот уж месяц не в бою,

      всегда помыт, побрит,

      и на довольствии в раю

      по всем статьям стоит.

      Отменный харч, в казарме – блеск,

      одёжка – первый срок.

      Неплохо всё поставил здесь

      полковник-господь-бог.

      В курилке, задымив «Казбек».

      толкуют все о нём:

      мол, Батя – это человек,

      и знает, что почём,

      бойца здесь не муштруют зря,

      положено вино,

      не так уж часто и в наряд,

      в неделю раз – кино.

      Чего ж ещё? Напала грусть —

      бери гармонь, танцуй,

      поскольку слышно – наши прут,

      война идёт к концу…7

      Проходит