«Христос воскресе!» – ты сказала,

      И всё запело вдруг во мне.

      Упала искра из кресала

      На длань в небесной вышине.

      Коснулась тайна воскрешенья

      Души, и света торжество

      Ко мне пришло как утешенье

      За все страдания Его.

      Душевным трепетом твоим

      В дороге я теперь храним.

      Рязань. Есенинская грусть.

      Наш синеокий златоуст

      Мелькнёт светло среди берёз

      И пропадёт под стук колес,

      Уйдёт в небесный синий дым

      Изящным, стройным, молодым.

      И слово звонкое взлетит

      Сквозь бронзу, мрамор и гранит…

      Что молодость? Что вера? Что мечты?

      Ты выпиваешь с жадностью бутыль.

      Вино рождает сексуальный зуд,

      На вороных тебя уже несут.

      Летишь как в рай ты в пенистый запой,

      Где сдавлен мозг визгливою бузой.

      Блестит стакан наполненный в руке,

      Мужчина твой в тумане. Вдалеке…

      Беспечное время средь прожитых вех

      На миг лишь вернулось. Кружит первый снег.

      И яблоком красным средь белых берёз

      Снегирь замирает под говор колёс,

      Негромко свистит он, сзывая подруг.

      Вдали, над путями, застыл виадук,

      Он слушает чутко, как звучно летит

      По рельсам блестящим московский транзит.

      Почудится: брат мой в вагоне мелькнёт

      И, что-то мне крикнув, рукою махнёт,

      А я не успею ответить ему,

      Но смысл его слов я, конечно, пойму.

      Я с ним не прощаюсь, как раньше весной,

      Он в дымке прозрачной, повсюду со мной.

      Возможно, я ночью увижу во сне

      Его, молодого. Кружит первый снег.

      В Ильинской – служба. Вам ли для начала

      Среди икон душою воспарить,

      Чтоб вера явной музыкой звучала

      На трассах догорающей зари?

      Иль