Идем к стене цитадели,

      осевшие вскроем могилы,

      отвяжем с отцовской шеи

      те петли, что ныне гнилы.

      Невредима стена цитадели,

      белена на могиле взрастает,

      в ночь никто не разрушил ограды,

      и обида все та же витает,

      мчится с криком на сёла и грады.

      Землю кладбища вскроем упорно,

      где отцовские кости живы, —

      породили вы, смертные зёрна,

      свободы богатые нивы.

      Тщетно сеем мы головы-зёрна:

      зерна гибнут, в пару истлевая,

      слово-плуг целины не вспахало,

      призрак бунта обида воззвала, —

      этот призрак в плуг запрягаем.

      Висла! Ветрами Мазовша

      пусть радость заплещет над нами!

      Мать-земля! Привет тебе – ковшик

      заздравный с простыми слезами.

      Сердцу радость – земля Мазовша;

      но над ней крышкой гроба нависла

      лихая судьба – разоренье;

      стон в нагих тополях и смятенье,

      стон от ветра над шумною Вислой...

      Кровь, стократным засохшую слоем,

      пусть весною земля позабудет,

      светлый дом пусть бездомный построит,

      мощью пепел развалин да будет!

      Средь мира до смерти бездомны,

      стократно с плечами нагими,

      стократно мы станем под зорькой,

      как созревшие к жатве колосья,

      пышным златом земли родимой.

      Жил открытых живой смолою

      снова в землю стечем, как от века,

      снова хлебом взойдем чередою

      на веселье и мощь человека.

      Пусть вихрь нас рвет, ломая,

      костями, как зернами, сея, —

      стократно встанем для мая

      в крови – бездомная стая —

      розой из сердца Окшеи.

      Из этой пустой и холодной камеры

      мне придется уйти вскорости —

      в последний раз посмотреть на́ небо,

      в последний раз улыбнуться молодости.

      Сейчас жандармы придут за мной,

      не говоря ни слова, выведут.

      Надо стоять у стены крепостной,

      не теряя солдатской выправки.

      Умирать, когда ты молодой,

      в двадцать лет еще не жалко.

      Не сломленное ежедневной бедой

      сердце вместит хоть десять залпов.

      Потому что жизнь прекрасна и нова,

      и жить стоило и стоит погибнуть,

      если, как знамя, горда голова,

      а выстрелы свет из груди твоей выбьют.

      Надо уметь умереть красиво,

      в наведенные дула смотреть надо смело!

      Чтоб это и подлость поразило,

      когда