Играла девка на гармошке.

      Она была пьяна слегка,

      и корка черная горбушки

      лоснилась вся от чеснока.

      И безо всяческой героики,

      в избе устроив пир горой,

      мои товарищи-геологи,

      обнявшись, пели под гармонь.

      У ног студентки-практикантки

      сидел я около скамьи.

      Сквозь ее пальцы протекали

      с шуршаньем волосы мои.

      Я вроде пил, и вроде не пил,

      и вроде думал про свое,

      и для нее любимым не был,

      и был любимым для нее.

      Играла девка на гармошке,

      о жизни пела кочевой,

      и шлепали ее галошки,

      прихваченные бечевой.

      Была в гармошке одинокость,

      тоской обугленные дни

      и беспредельная далекость,

      плетни, деревья и огни.

      Играла девка, пела девка,

      и потихоньку до утра

      по-бабьи плакала студентка —

      ее ученая сестра.

      Была тайга темным-темна.

      Побеги елок я глодал

      и мертвых комаров тела

      с водой болотною глотал.

      Шатаясь, вышел я к реке

      и, на жнивье упав сухое,

      обрывок потный сжал в руке

      кобылой пахнущей супони.

      Я был еще живым-живой,

      но уходил из тела голос,

      и над моею головой

      стоял высокий черный колос,

      и, глядя в черный небосклон

      печально и потерянно,

      слегка покачивался он,

      как маленькое дерево.

      Луна качалась, искривясь,

      и, всеми звездами кренясь,

      покачивался космос,

      наколотый на колос…

      Я тебя различаю с трудом.

      Что вокруг натворила вода!

      Мы стоим, разделенные льдом.

      Мы по разные стороны льда.

      Похудели дома и леса.

      Клен качается бледный, худой.

      Севши на воду, голоса

      тихо движутся вместе с водой.

      Льдины стонут и тонут в борьбе,

      и, как льдинка вдали, ты тонка,

      и обломок тропинки к тебе

      по теченью уносит река…

      Он важно поучает молодых,

      со слабыми надменен и морозен.

      Перед неправой силою – он тих.

      Перед неправой слабостью – он грозен.

      И трус, и в то же время до сих пор

      жестокой занимается расправой.

      Неправой силе надо дать отпор

      и только после – слабости неправой.

      Вот снова роща в черных ямах,

      и взрывы душу леденят,

      и просит ягод, просит ягод

      в крови лежащий лейтенант.

      И я, парнишка невеликий,

      в траве проползав дотемна,

      несу