Шел мужик с дитем

                                       по полю белоснежному.

      К чудотворцу шел он —

                                            к старцу Радонежскому.

      Семь ночей кричал младенец

                                                     тонко-тонко,

      криком раненного в небе лебеденка.

      Но стрела в нем не торчала ниоткуда.

      Оставалось ждать единственного —

                                                                чуда.

      Обвивая монастырь,

                                       светивший издали,

      выла вьюга,

                         будто вновь камчи посвистывали.

      А младенец замолчал,

                                         почти не вздрагивал,

      и отец

                его от страха

                                     даже встряхивал.

      Но когда он постучался в двери к Сергию,

      у младенца перестало биться

                                                     сердце,

      и сказал мужик убито и устало:

      «Чудотворец,

                           твое чудо опоздало…»

      И ушел мужик

                              тесать для гроба досточки,

      и под вьюгу вспоминал

                                           о теплом дождичке.

      Но когда принес он гроб,

                                              увидел старца,

      а в клобук

                       живой младенец опростался.

      Получилось это как-то так,

                                                  нечаянно,

      и, по-видимому,

                                старца не печалило.

      Возопил мужик,

                                 едва пришедший в чувство,

      гроб роняя,

                         на колени рухнув:

                                                      «Чудо!»

      И ответил Сергий:

                                    «Успокойся.

      Подсушись —

                            ты взмокший, как с покоса.

      Вишь —

                   в клобук наделал твой пострел.

      Я не воскресил его —

                                        согрел».

      И когда Димитрий —

                                        князь московский —

      прискакал однажды в монастырь:

      «Погоди стругать для гроба доски!» —

      старец его притчей угостил.

      «Князь,

                   мне не по нраву жить в притворстве.

      За укор меня ты не взыщи:

      что ты в келье ищешь чудотворца?

      В