По траве шуршат подковы

                                                 посреди ночных теней.

      Видишь, поле Куликово,

                                              меж двух станов двух коней?

      Кто такие эти двое

                                     при жемчужных чепраках,

      битвы завтрашней герои

                                              или битвы этой прах?

      Прах бывает и геройским,

                                                только вряд ли победит.

      Кто за тем и этим войском

                                                 четырьмя очьми следит?

      Перед битвой ночь, быть может,

                                                 слишком поздний даст урок.

      Что так поздно вас тревожит,

                                                   князь Димитрий и Боброк?

      А в ночном ордынском стане

                                                     превеликий клич и стук.

      Рядом – воя нарастанье,

                                              волки носятся вокруг.

      И орлы вовсю клекочут,

                                             громко грает воронье.

      Что такая ночь пророчит —

                                                  разгадай поди ее.

      Тихо-тихо в русском стане,

                                                  только заревом – огни,

      и коснешься белой стаи,

                                             только руку протяни.

      Это лебеди внезапно

                                        налетели, как метель.

      Что земля готовит завтра —

                                                   может, смертную постель?

      Князь Димитрий вдаль не скачет

                                                    на вороний грустный грай.

      «Ты, Боброк, примет разгадчик.

                                                         Вот возьми да погадай».

      Слез Боброк, прижался ухом

                                                     к раннеутренней земле.

      «Слышу плач…» – и, павший духом,

                                                   встал с ромашкой на скуле.

      «Чей же плач? – спросил Димитрий,

                                                         и добавил он с тоски: —

      Ты щеку ладонью вытри —

                                                 прилепились лепестки».

      Отвечал