и, оставив князя за столом,

      сразу он два красных чьих-то уха

      дверью прищемил —

                                       и поделом.

      И за эти грешные их уши

      в келию двух иноков он ввел.

      «Надо не подслушивать,

                                              а слушать…

      Вот и «небывальцев» я нашел.

      Ну-ка,

                инок старший,

                                        оклемайся!

      Ну-ка, расскажи нам,

                                        Пересвет:

      очень тебе нравится мамайство?»

      Засопел детина:

                                «Вовсе нет».

      «А убить Мамая смог бы?»

                                                 «Смог бы».

      «Как же “не убий”?»

                                       «Да растуды».

      «Видишь, князь,

                                 у монастырской смоквы

      выросли шеломы,

                                   как плоды».

      Сергий,

                   Пересвету не переча,

      подошел к другому силачу:

      «Ты хоть раз бывал,

                                      Ослябя,

                                                   в сече?»

      «Нет».

                «А хочешь?»

                                     «Еще как хочу!»

      Сергий у окошка на мгновенье

      вслушался в какой-то дальний гуд:

      «Что ж,

                  придется дать благословенье.

      Не благословишь —

                                      так ведь сбегут».

      Он всплакнул,

                              но лишь украдкой —

                                                               малость.

      «Ну, Добрыни,

                              с Богом на врагов!

      Жаль,

                мечей для вас не завалялось.

      Дам двух монастырских битюгов».

      Мчался князь,

                             и ветер набивался

      в сердце,

                    под стальную чешую,

      а за ним скакали «небывальцы»

      в битву небывалую свою.

      И с крестов церквей слетали птицы,

      видя в юных витязную стать,

      и кресты хотели расщепиться,

      чтоб для них двумя мечами стать.

      И молились чудотворцы всюду,

      ничего не зная наперед,

      одному-единственному чуду

      с именем единственным —

                                                 народ.