Впроголодь

      жил я, как зритель отечественного кино,

      с детства влюбленный в Ладынину,

                                         после тридцатника – в Проклову

      (меня и сейчас они трогают все равно).

      Но как нас цензура ни тормозила,

      и хотя мы не слыхивали про плюрализм,

      вы, Вивьен Ли

                              и Джульетта Мазина,

      на цыпочках все-таки к нам пробрались.

      Впроголодь

      жили мы,

                      стоя за Хемингуэем, Ремарком,

                                                         Булгаковым в очередях.

      Будто на проповедь,

      мы на стихи в Политех прорывались,

                                                                   головы очертя.

      С умственным игом

      полурасстались,

      и полуналадили мы с человечеством связь.

      Мы выросли из голоданья по книгам,

      и сами книгами становясь.

      Впроголодь

      выжил.

                  Я сыт.

                            А вот сытости как не бывало,

      Впрок о лед,

      видно, шпана мне башку,

                                             чтобы крепче была, разбивала.

      Проданность

      тем не грозит,

      кого не подкупят ни тишь, ни гладь.

      Свободу не сдавший впроголодь,

      и за позолоченной проволокой

      я буду по ней голодать.