Не успел на жизнь обидеться —

      вся и кончилась почти.

      Стало реже детство видеться,

      так, какие-то клочки.

      И уже не спросишь, не с кого.

      Видно, каждому – свое.

      Были песни пионерские,

      было всякое вранье.

      И по щучьему велению,

      по лесам и по морям

      шло народонаселение

      к магаданским лагерям.

      И с фанерным чемоданчиком

      мама ехала моя

      удивленным неудачником

      в те богатые края.

      Забываются минувшие

      золотые времена;

      как монетки утонувшие,

      не всплывут они со дна.

      Память пылью позасыпало?

      Постарел ли?

       Не пойму:

      вправду ль нам такое выпало?

      Для чего? И почему?

      Почему нам жизнь намерила

      вместо хлеба отрубей?..

      Что Москва слезам не верила —

      это помню.

       Хоть убей.

      Рожденье бифштекса – само волшебство.

      Брильянтовых капель без счета.

      А эта, которая жарит его,

      похожа на рыжего черта.

      И этот, из пара родившийся черт,

      азы про себя повторяет,

      и жарит, и парит, и льет, и печет,

      и фартуком лоб утирает.

      Она в ароматы смолы и огня

      себя погрузить не страшится,

      и плавно святая ее пятерня,

      как розовый ангел, кружится.

      И если в окно заглянуть со двора —

      какая бесовская штука:

      в чугунной ладье громоздится гора

      под кольцами белого лука.

      Там все перемешано в соке его,

      в прожилках его благородных:

      и гибель, и жизни моей торжество,

      и хриплые крики голодных.

      Вдали от собственного дома,

      на льдине из чужой воды —

      следы осеннего разгрома,

      побед несбывшихся плоды.

      Окончен бой. И в нем, жестоком,

      мы проиграли. Генерал

      на льдину хрупкую упал.

      Войны таинственным итогом

      пренебрегая, мертвым оком

      последний подает сигнал

      прощанья перед встречей с Богом.

      И юношеские года,

      и лет покойных череда —

      все кажется минутным вздором.

      Лишь лед Зачанского пруда

      (во сне иль наяву) всегда

      перед его потухшим взором.

      Нам преподало Провиденье

      не просто меру поведенья,

      а горестный урок паденья;

      и за кровавый тот урок

      кому тут выскажешь упрек —

      пустых словес