Жест. Быстрый взгляд. Движение души.

      На кончике ресницы – влага.

      Отточены карандаши,

      и приготовлена бумага.

      Она бела, прохладна и гладка.

      Друзья примолкли сиротливо.

      А перспектива так сладка

      в зеленом поле объектива.

      Определяю день и час,

      события изобретаю,

      как ворон, вытаращив глаз,

      над жертвою очередной витаю.

      Нелепо скрючена рука,

      искажены черты и поза…

      Но перспектива как сладка!

      Какая вызревает проза!

      Уж целый лист почти совсем готов,

      и вдруг как будто прозреваю:

      как нищ и беден мой улов,

      не те цветы ищу я и срываю.

      И жар ловлю не от того огня,

      и лгу по мелочам природе…

      Что стоит помолиться за меня?

      Да нынче вам не до молитвы вроде.

      И вновь:

       Я. Злость. И трепет у виска.

      И пот… Какой квартет отличный!

      А перспектива так близка,

      и сроки жизни безграничны.

      Грозной битвы пылают пожары,

      и пора уж коней под седло.

      Изготовились к схватке гусары:

      их счастливое время пришло.

      Впереди – командир, на нем новый мундир,

      а за ним – эскадрон после зимних квартир.

      А молодой гусар, в Амалию влюбленный,

      он все стоит пред ней коленопреклоненный.

      Все погибли в бою. Флаг приспущен.

      И земные дела не для них.

      И летят они в райские кущи

      на конях на крылатых своих.

      Впереди – командир, на нем рваный мундир,

      а за ним – тот гусар покидает сей мир.

      Но чудится ему: по-прежнему влюбленный

      он все стоит пред ней коленопреклоненный.

      Вот иные столетья настали,

      и несчетно воды утекло,

      и давно уже нет той Амальи,

      и в музее пылится седло.

      Позабыт командир – дам уездных кумир.

      Жаждет новых потех просвещенный наш мир…

      А юный тот гусар, в Амалию влюбленный,

      опять стоит пред ней коленопреклоненный.

      Пускай моя любовь как мир стара, —

      лишь ей одной служил и доверялся

      я – дворянин арбатского двора,

      своим двором введенный во дворянство.

      За праведность и преданность двору

      пожалован я кровью голубою.

      Когда его не станет – я умру,

      пока он есть – я властен над судьбою.

      Молва за гробом чище серебра

      и вслед звучит музыкою прекрасной…

      Но ты, моя фортуна, будь добра,

      не выпускай моей руки несчастной.

      Не плачь, Мария, радуйся, живи,

      по-прежнему встречай гостей у входа…

      Арбатство,