Вот бреду я вдоль большой дороги

      В тихом свете гаснущего дня…

      Тяжело мне, замирают ноги…

      Друг мой милый, видишь ли меня?

      Все темней, темнее над землею —

      Улетел последний отблеск дня…

      Вот тот мир, где жили мы с тобою,

      Ангел мой, ты видишь ли меня?

      Завтра день молитвы и печали,

      Завтра память рокового дня…

      Ангел мой, где б души ни витали,

      Ангел мой, ты видишь ли меня?

      Как неожиданно и ярко,

      На влажной неба синеве,

      Воздушная воздвиглась арка

      В своем минутном торжестве!

      Один конец в леса вонзила,

      Другим за облака ушла —

      Она полнеба обхватила

      И в высоте изнемогла.

      О, в этом радужном виденье

      Какая нега для очей!

      Оно дано нам на мгновенье,

      Лови его – лови скорей!

      Смотри – оно уж побледнело,

      Еще минута, две – и что ж?

      Ушло, как то уйдет всецело,

      Чем ты и дышишь и живешь.

      Ночное небо так угрюмо,

      Заволокло со всех сторон.

      То не угроза и не дума,

      То вялый, безотрадный сон.

      Одни зарницы огневые,

      Воспламеняясь чередой,

      Как демоны глухонемые,

      Ведут беседу меж собой.

      Как по условленному знаку,

      Вдруг неба вспыхнет полоса,

      И быстро выступят из мраку

      Поля и дальние леса.

      И вот опять все потемнело,

      Все стихло в чуткой темноте —

      Как бы таинственное дело

      Решалось там – на высоте

      Нет дня, чтобы душа не ныла,

      Не изнывала б о былом,

      Искала слов, не находила,

      И сохла, сохла с каждым днем, —

      Как тот, кто жгучею тоскою

      Томился по краю родном

      И вдруг узнал бы, что волною

      Он схоронен на дне морском.

      Как ни бесилося злоречье35,

      Как ни трудилося над ней,

      Но этих глаз чистосердечье —

      Оно всех демонов сильней.

      Все в ней так искренно и мило,

      Так все движенья хороши;

      Ничто лазури не смутило

      Ее безоблачной души.

      К