Пускай не качает она кораблей,

      Не режет плечом волну океана,

      Но есть первозданное что-то в ней,

      Что-то от Шишкина и Левитана.

      Течет она медленно век за веком,

      В холодных омутах глубока.

      И ни единого человека,

      Ни всплеска, ни удочки рыбака…

      В ажурной солнечной паутине

      Под шорох ветра и шум ветвей

      Течет, отливая небесной синью,

      Намытой жгутами тугих дождей.

      Так крепок и густ травяной настой,

      Что черпай хоть ложкой его столовой!

      Налим лупоглазый, почти пудовый,

      Жует колокольчики над водой…

      Березка пригнулась в густой траве.

      Жарко. Сейчас она искупается!

      Но платье застряло на голове,

      Бьется под ветром и не снимается.

      Над заводью вскинул рога сохатый

      И замер пружинисто и хитро,

      И только с морды его губатой

      Падает звонкое серебро.

      На дне неподвижно, как для парада,

      Уставясь носами в одну струю,

      Стоят голавли черноспинным рядом,

      Как кони в едином литом строю.

      Рябина, красуясь, грустит в тиши

      И в воду смотрится то и дело:

      Сережки рубиновые надела,

      Да кто ж их оценит в такой глуши?!

      Букашка летит не спеша на свет,

      И зяблик у речки пришел в волненье.

      Он клюнул букашкино отраженье

      И